Дмитрий Иванович наблюдал схватку ратников со смутным, противоречивым чувством. «Чему учит сих юношей воевода Боброк? — думал он. — Свирепости, зверству, жестокости, умению убивать таких же людей, как и они сами. И Боброк прав, без сего не победишь. Стало быть, зверством приходится отстаивать святое, правое дело защиты отчизны. Вот жизнь человечья: и верх, и изнанка — все слито воедино».
А Боброк между тем продолжал, обращаясь к воинам:
— Вскоре мы пошлем вас в ваши городки и поселения. Там вы будете обучать, чему сами тут научились, ополченцев: смердов, ремесленный и прочий черный люд. Без такого учения они лишь куча людей. Даже сотню их может разогнать десяток крепких воинов. Тех, кои знают уже ратную страду, отведали мечей да стрел, поставьте главными над десятками, а то и над сотнями. Вот нам и не будет страшен серый волк, — заключил Боброк шутливо-бодрой присказкой.
Боброк отпустил ратников. Они кучками расселись на земле, отдыхали. Бренк вновь обратился к князю с вопросом:
— Так где же, княже, послов Мамаевых принимать будем? Ведь мне подготовить все надобно.
— А прямо вот тут, на взгорье, — ответил князь. — При ратниках, при всем честном народе. Послы будут речи держать, а наши люди на ус мотать. Польза от сего превеликая получится… А кто у них главный посол?
— Визирь Мамаев, Хазмат.
— А, старый знакомый! — усмехнулся князь. — Хитрющая лиса… Вот мы его на солнцепеке и подержим. Пускай старые кости погреет.
Когда Дмитрий Иванович получил от сторóжи Ржевского первые вести о посольстве, он сначала недоумевал. Зачем Мамаю потребовалось сие посольство? Мириться хочет? Непохоже. Зачем же он тогда большую силу собирает? Сторожи то и дело доносят о многолюдных сборищах ордынских на степных стойбищах. Стало быть, пугать будет, грозиться силой, требовать смириться, ехать на поклон к хану. Князь решил не теряться в догадках.
— Как любил говаривать мой батюшка: «Ежели поглядим, то увидим».
…Боярин Бренк с десятком богато одетых всадников встретил Мамаевых послов у южной московской заставы. Он сошел с лошади и низко поклонился Хазмату.
— Добро пожаловать, высокий посол, на русскую землю. Великий московский князь Дмитрий Иванович приветствует тебя в своем великом княжестве и ждет твою милость в Кремле.
Хазмату сразу не понравилось упоминание и о «русской земле», и о «великом княжестве», а главное то, что его не встретил сам князь, прислал простого боярина. Загоревшись злобой, Хазмат едва кивнул Бренку и тут же погнал коня вскачь по разбитой копытами Арбатской дороге, мимо потонувших в садах низеньких избенок подмосковных слобод. Рядом с Хазматом скакал Бренк, а за ними и все остальные. Всадники миновали густой бор, доходивший почти до самого Кремля, процокали по деревянному мосту через реку Неглинку и, проскочив Боровицкие ворота, остановились у приземистого здания, расположенного рядом с церковью Спаса Преображения на Бору. Тут для посольства были отведены богато обставленные хоромы. Приезжие после утомительной дороги отдохнули, привели себя в порядок и сытно угостились кушаньями, доставленными с княжеской поварни. Солнце уже начало клониться к западу, когда вместе с Бренком Мамаевы посланцы, разодетые в пышные посольские одеяния, явились на поросшее травой кремлевское взгорье, неподалеку от великокняжеского дворца. Здесь на ковровой подстилке уже стояло княжеское кресло с застывшими около него вооруженными отроками, а напротив — широкая деревянная скамья, покрытая ковром. Полукругом у кресла расположились наиболее знатные бояре в расшитых кафтанах и высоких шапках, а позади скамьи в некотором отдалении плотной стеной стояли ратники и другие кремлевские обитатели. Бренк с поклоном обратился к Хазмату, приглашая его со спутниками сесть на скамью:
