Дмитрий Иванович молча кивнул головой.
— То-то и оно!.. С сего боку оборону тож надо держать крепкую. Ныне на Волге много развелось охотников до нижегородского добра.
— А сам он охотник язык почесать, — шепнул Боброк на ухо князю Владимиру Андреевичу.
— И поучать всех горазд, — так же тихо ответил тот.
Дмитрий Константинович умолк и несколько ослабил воротник рубашки: как видно, он был ему тесноват.
— А теперь я о другом речь поведу… Тут вот иные князья, горячие головы, рвутся скорее с Мамаем сцепиться. Молоды, лиха пока не видали, в драку лезут. Какой с них спрос? Им бы на конях погарцевать, мечами помахать… А мы уже, слава богу, намахались за свои лета. И промеж себя, и с ордынцами… А не повернуть ли нам ныне по-другому? Вот ежели спросить: били мы до сей поры ордынцев? Били! Но как? Понемногу. — Князь поднял кверху указательный палец. — Понемногу! Одного мурзу али там другого ханского подручника. А ныне как?.. Справедливы тут были слова князя Михайлы Александрыча: силища невиданная грозит нас придавить. Мамай, слыхать, и черноморские, и заволжские — близкие и дальние — кочевья в свое войско согнал. Опричь того, за золото набрал ратников ясских, черкесских, фризских. После Батыги за все сто сорок лет такого не бывало. И я прямо вам, братья, не таясь, как на духу, признаюсь: мне боязно. Судите меня как хотите. Не за себя боюсь — за жен, за детей наших, за все потомство русское. Мамай никого не пощадит, всех посечет от мала до велика, все предаст огню и мечу. Вот и надобно крепко тут подумать, как поведал нам великий князь московский… Может, повернуть все по-другому, по-мудрому? Может, не торопиться вынимать меч из ножен? А то и не успеешь всунуть его обратно, как голову ссекут… Назад не мешало бы оглянуться, любезный мой зять, как мудро поступали блаженной памяти дед твой Калита, дядя Симеон, да и отец твой, Иван Иванович. Золотом, золотом, а не мечом добывали они милость ханскую.
— То время было другое! — вставил Дмитрий Иванович.
— А хоть бы и другое! Время мудрости не помеха.
— Вчерашняя мудрость вроде щей вчерашних! — уже более резко возразил Дмитрий Иванович. — У каждого времени своя мудрость.
— Мудрость человечья всегда одна, потому в ней волен лишь один бог! — назидательно, как бесспорную истину изрек Дмитрий Константинович, вновь подняв кверху указательный палец.
— Бог-то бог, да и сам не будь плох! — крикнул кто-то с задней скамьи.
— Вот и я говорю: не сплоховать бы нам, — подхватил нижегородский князь. — А ежели не ратью лезть на Мамая, а собрать со всех княжеств выход двойной, а то и тройной и пойти с ним за милостью к хану? Лучших людей послать к нему с поклоном. Авось все и обойдется по-мирному. Раздоры у нас с ханами и раньше бывали… Помнишь, Дмитрий Иванович, как ты двадцати лет от роду поехал к разгневанному Мамаю и все там уладил? И ярлык на великое княжение от него привез. Может, и теперь ты сам бы поехал к хану?
