— Проклятущие, чего натворили… Зверюги!
— За грехи наши тяжкие сие наказание божье, — смиренно проговорил Вельяминов. — Кабы не трогали ордынцев на Воже, сего не было б.
— Как их, боярин, не трогать, коли они у нас на горбу, как чирьи на заду…
— На все воля божья, — вздохнул боярин.
Проводив Вельяминова, Олег вернулся в хоромы, позвал ближнего боярина Епифана Кореева и княжеского писца.
— Грамоту в Литву сочинить надобно. Там ныне новый князь Ягайло с Москвой не ладит. Вот ему и напишем.
Писец приготовил чернила, заострил гусиное перо, бережно положил перед собой лист бумаги. Но Олег не спешил с письмом. Он сбросил на скамью охабень и, погруженный в думы, захромал взад-вперед по горнице.
— Как орех в клещах, так и моя земля! — горестно произнес он наконец. — С одного бока — Москва, с другого — Орда. И какая бы драка ни затеялась, жгут и полонят наши рязанские города и селища. К какому берегу приткнуться? Как оборонить свою землю? В мозгах аж ломота.
— Земля наша, княже, крайняя к Орде. Нешто к ней покрепче прислониться, под сильную ханскую руку?
— Э-э, боярин, думал. Про все уж думал, и так и этак прикидывал, — крутнул головой Олег. — Мурзе Бегичу слово дал подмогу на Вожу прислать, да придержал. Гадал Бегич и без нас с Дмитрием московским управиться. Дмитрию тоже войско обещал для вида. Хотел, чтоб он, на меня надеясь, поскорее с Бегичем сцепился да там и голову сложил. А мое войско целое б осталось. Тут бы и ударить вместе с ордынцами по Москве… Ан вишь чего приключилось? Как было угадать победу москвичей…
Князь умолк и прислонился к печке, отделанной разноцветными обливными изразцами. Отшвырнув палкой невесть откуда залетевший в горницу желтый осенний лист березы, князь сказал с нотками ненависти в голосе:
— Мне перво-наперво Дмитрия московского свалить надобно. Да без ордынцев как осилишь его! А они тож не больно-то ласковы. Вишь, как всю Рязанщину разорили?..
— То правда, княже. Как им верить-то, нехристям.
— Какая там вера! — усмехнулся князь. — Насыпь в ханские кошели поболее серебра да злата, они к тебе и милостивы, а не насыплешь — не жалуйся. Вот тебе, боярин, и вся вера. Хитрость тут надобна, хитрость!
Олег оторвался от печки, глотнул из серебряной небольшой кружки вина, поморщился: застарелая болезнь печени не давала ему вдоволь лакомиться добрым вином. Он вытер рукавом губы и заключил:
— Видно, погодим малость. Поглядим, куда кривая потянет. Тут превеликая тонкость требуется.
