Дмитрий Иванович шел рядом со стариком со смешанным чувством злости и отвращения, которое он всегда испытывал при встречах со старшим Вельяминовым. Непомерная тупая спесь мешала этому родовитому боярину видеть дальше своего носа, и он общему делу вредил хоть и мелко, но всегда больно. А сколько их таких-то сидят по своим боярским усадьбам! Да и не одни бояре. А князья иные… Руками и зубами вцепились лишь в свои владения, а всей земли русской за ними не видят. Слепцы! То и дело приходится силой выколачивать из них сию стародавнюю блажь…
У крайней, уже догоравшей избы, низко опустив на грудь черную, как смоль, бороду, стоял Васюк Сухоборец. Он как прибежал с поля с цепом, так и застыл окаменело, опершись на него заскорузлыми, черными от копоти руками. Неподалеку от порога, зажав в посиневших руках комочки земли, лежала зарубленная Челибеем его жена. Белая ее сорочка была залита кровью, голова почти отделена от тела, и между тонких холодных губ тускло мерцал мертвый оскал зубов.
Увидев князя и его свиту, Васюк быстро мазнул ладонями по глазам, повернулся и отрешенно, молча поклонился. Дмитрий Иванович задержался у двора и, вздохнув, перекрестился. Его примеру последовали остальные. Отрядив двух отроков, чтобы помочь кузнецу похоронить убитую, князь медленно двинулся дальше.
В это время прискакали воины, посланные в погоню за ордынцами. Старший доложил, что врагам удалось скрыться в лесной чащобе. Поймали лишь одного пленника. Он-то и поведал, что тут, совсем рядом, в лесу прятался сам Бегич.
— Мы весь лес прочесали, стоянку, где он ночевал, нашли, а сам Бегич сгинул, как в воду канул. Мы оставили на два дня сторожу малую, авось мурза опять где объявится или какая другая шайка врагов в лесу закопошится.
— Ишь старая лиса! — усмехнулся Дмитрий Иванович. — Мы его бог знает где искали, а он тут, под боком, ночевать устроился. Жалко, не поймали. Мне бы любо было на него поглядеть.
…Приземистая изба отца Алены освещалась через два подслеповатых окошка, затянутых бычьими пузырями. Яркий летний день тщетно бился в эти пузыри блеском солнечных лучей, в избу проникало их очень мало, и они тусклыми зайчиками падали на земляной пол.
В переднем углу, под образами, на широкой лавке сидел Владимир Андреевич и, по-кошачьи щуря глаза, с удовольствием потягивал из большой глиняной кружки холодный сладковато-кислый квас. На другом конце стола воевода Боброк уже опорожнил свою кружку и, расправив бороду, стал вертеть круглую бляху, висевшую на золотой цепочке у него на шее, — знак воеводства и особого княжеского доверия. Бренк стоял с кружкой у чисто выбеленной русской печи, как всегда, молчаливый и скромный.
