Ерема сразу помрачнел, и в его голосе сказалась горечь:
— Боярина Тютчева хан казнил, а меня вот Турсун выручил…
Князь перекрестился и глубоко вздохнул.
— Стало быть, нету больше Захара… — Князь помолчал, опустил глаза и добавил: — Ты, Ерема, зайди ко мне вечером. Поведаешь подробно, как все случилось. — Уже при входе в шатер князь обернулся и крикнул: — Да позови Ахмата!
Но Ахмат уже был тут. Опустившись на колени перед Турсуном, лежавшим на земле без сознания, он исступленно, с нестерпимой болью пробормотал:
— Турсун, брат мой… Турсун…
Стоявшие вокруг ратники разом примолкли. Только неугомонный Юрка-сапожник изумленно произнес:
— Братья?! Ишь, в полоне свиделись.
Все молча проводили взглядами Ахмата и раненого Турсуна, которого воины уносили куда-то вслед за лекарем. Юрка-сапожник присмирел и горестно вздохнул:
— Хоть и басурмане, а жалко. Ить и они тож люди…
Ерему окружили воины с расспросами, как он ухитрился добыть ордынца, с уважением поглядывали на его подбитый глаз. Он отвечал внешне сдержанно и кратко, как и подобает ратнику, который чуть ли не первый во всем войске открыл счет полоненным врагам. И все же Ерему обуревало чувство самовосхищения: вероятно, по молодости, любование собой ему не было чуждо. На его выгоревших от солнца бровях и завитушках рыжих волос густо лежала серая пыль. Размазывая грязь рукавом, он вытер со лба обильный пот.
— Упарился? — раздался вдруг голос над ухом Еремы.
— Ты, поди, тож упарился б, — повернулся Ерема и осекся: перед ним стоял Пересвет.
Ерема отступил на шаг, хмуро наморщив лоб.
— Опять ты на мою голову?
Пересвет, не обращая внимания на эти не совсем ласковые слова, нагнулся и стал рассматривать плеть Еремы.
— Ты эдакой меня хлобыстнул аль другой? — произнес он мягко, с улыбкой, указывая на татарский арапник в руках Еремы. — Я и по сию пору добрый синячок таскаю.
Ерему опять понесло. Никак не мог он совладать с собой, словно сидела в нем какая-то заноза.
— Будешь под ногами путаться, как хвост кобылячий, я те не так хлобыстну! — глуховато, со скрытой угрозой сказал он.
Пересвет снова улыбнулся добродушно и поднес к самому носу Еремы увесистый кулак:
— А во!..
Ерема сразу вскипел, как вода на сковороде.
— Сгинь, разнечистый дух! — крикнул он и до половины вынул из ножен кривую татарскую саблю. — Ты такое видал?!
Пересвет, не гася улыбки, но делая вид, что грозится, тоже схватился за свой меч:
— А ты эдакое едал?!
Все расступились с шутками и смехом, предвкушая веселое зрелище. Юрка-сапожник прыгнул в круг и, похлопывая себя по бедрам, заюлил вокруг Еремы и Пересвета, приговаривая:
