Вторично он пришел в себя уже лежа на земле, в каком-то дырявом сарае, с крепко скрученными руками. Левый глаз заплыл совсем и превратился в сплошной багрово-красный синяк, с разбитой губы стекала розовая прозрачная слизь. Нестерпимо ныли стянутые ремнем руки.
— Ловко, Еремка! — сокрушенно проговорил он. — Влип, как кур во щи. Вот тебе и твоя смекалка.
Ерема прислушался. За дощатой, с большими щелями дверью, топтался молодой воин-охранник.
— Да, дурачком отсюда не улизнуть. Сижу, как блоха в кармане. Видно, дурная моя голова, на сей раз пришла пора нам с тобой врозь пожить. Плакала моя Алена, — с горечью подтрунивал он над собой.
Вспомнил Сеньку, смачно выругался:
— Эх, злодеи, какого парня сгубили!
Сквозь дырявую крышу Ерема увидел в чистом голубом небе стаю летевших к югу птиц. Да-а, он тоже полетел бы домой, да вот беда: бог позабыл снабдить его крыльями.
«Как же выбраться из сей мотни?» — лихорадочно соображал Ерема. Однако, сколько он ни раскидывал мозгами, все выходило: как ни верти, а штаны через голову не наденешь.
Он ползком подобрался к двери и начал колотить в нее ногой, заглядывая здоровым глазом в щели.
— Эй, косоглазый! Принеси водицы, все нутро пересохло.
Молодой воин молча прошел мимо двери и даже не взглянул на узника.
— Треклятый охламон, безбожник! — ярился Ерема. — Мы ваших полоняников так не мучаем. Вон джагун ваш, Ахмат, — мы его из мертвых воскресили!
Охранник резко остановился, подбежал и прильнул к дверной щели.
— Как ты сказал, рус? Ахмат, джагун?
— Ахмат, джагун. Его посек ваш батыр Челибей, а мы его выходили.
— Челибей?! — взволнованно воскликнул охранник. — А мне сказали, он изменником стал и его русы зарубили!
— Враки! Живехонек он, в толмачах ходит у нашего князя.
Охранник застонал, лицо его исказилось яростью. Оп хотел еще что-то спросить у Еремы, но вдруг отпрянул от двери. Подошли два ханских тургауда, выволокли Ерему из сарая и потащили к большому красному шатру. Он упал на ковер, когда его втолкнули в шатер, а подняв голову, встретился с пронзительным коршунячьим взглядом самого Мамая, стоявшего рядом с расписным ханским креслом. Тут же он увидел посла московского Захара Тютчева.
— Зачем в Орду ехал? — грозно спросил хан.
Глядя то на хана, то на Тютчева, Ерема медлил с ответом, не зная, что сказать. И вдруг, неожиданно для самого себя, буркнул:
— А вот гонцом к боярину Тютчеву от великого князя.
— С какими вестями? — все так же прозвучал голос хана.
