Ерема не договорил. В сумерках он споткнулся о камень и чуть было не упал. Дрожа от злости, схватил его и с силой швырнул в лужу. Подняв фонтан грязи, камень выкатился на другую сторону лужи прямо под ноги молодому ратнику, одетому в новенькие блестящие латы и такой же шлем. Теперь все это было измазано. Этим ратником была Алена, которая только что получила со склада доспехи. В сумерках, да еще в мужской одежде, Ерема не узнал Алену и со злой досадой заорал:
— Чего шляешься тут, молокосос!
Алена тоже не узнала сначала Ерему и поэтому с мальчишеским проворством схватила тот же камень к бросила его в лужу. На этот раз Ерема оказался обрызганным с головы до ног.
— Ах ты дрызгун паршивый! — закричал он вне себя от гнева и, выхватив меч, устремился к Алене.
Алена не на шутку испугалась и бросилась наутек. Она добежала до повозок, ужом завиляла между ними и наконец, юркнув под одну из них, с размаху угодила в живот Осляби. Тот поперхнулся воблой и начал истово креститься.
Ерема схватил Алену за штанину.
— А ну вылезай, сопляк! Я тебе покажу!
Только теперь Алена по голосу узнала Ерему. Но тем крепче держалась за полу стихаря Осляби и все глубже забиралась под его упитанную коленку. Если сейчас она покажется Ереме, ратного лагеря ей больше не видать. И это тогда, когда ее принял сам Дмитрий Иванович и распорядился выдать ей доспехи!
Пересвет загородил Ереме дорогу и слегка отодвинул его в сторону.
— Окстись, добрый молодец! Аль ума лишился? Почто чадо клюешь?
Ерема остолбенел: опять монах! Его даже оторопь взяла: уж не играет ли с ним нечистая сила? Он сжал кулаки, постоял с минуту и, круто повернувшись, исчез в темноте. С дьявольским наваждением он не мог затевать драку.
Алена тихонько выбралась из-под ноги Осляби и огляделась.
— Ушел, ушел, не робей, парняга, — ласково подбодрил ее Пересвет.
При свете горевшего неподалеку от повозки костра монахи с любопытством начали рассматривать Алену. Ослябя хлопнул себя по коленке зажатой в руке воблой и участливо воскликнул:
— Ай херувимчик, ай ангелочек! Да откель же ты объявился, желторотенький?
Алена исподлобья посмотрела на монахов. Опасность миновала, и она осмелела. Недельное пребывание в лагере с мужским засильем показало, что надо вести себя независимо, иногда развязно, а то и задиристо. Ей так легче было скрывать, что она девушка, не обращать внимания на непотребные мужские слова и действия. Поэтому, толкнув шлем несколько набекрень, она бросила дерзкий взгляд на Ослябю.
