— А почему это я не должен будить шпаниоля? Он потом может весь день спать, а мне придётся идти на службу. А вообще чихать я хотел на всех: на курфюрста, весь его род, а также на Кеверихов, милостивая сударыня.
Он рухнул на стул, свесил голову и захрапел.
Минуло ещё несколько дней и ночей.
Сжигаемый изнутри жаром, Людвиг метался в бреду, однако у него ещё сохранялись силы, и он не впал полностью в бессознательное состояние, способное рождать только новый бред.
Иоганн тоже метался и в пьяном виде также нёс бред. Больной ребёнок и пьяный муж были мельничными жерновами, растиравшими Магдалену в порошок.
Постепенно пятна начали исчезать, превращаясь в гнойнички, которые, словно навсегда желая остаться в памяти мальчика, довольно долго терзали его лицо и тело, но в конце концов лопнули один за другим.
Однажды утром Людвиг проснулся и слабым голосом позвал:
— Мамочка!
Она мгновенно оказалась рядом с ним.
Он лежал с открытыми глазами, бормоча:
— Дода... Дода...
Господи, неужели опять началось?
Но Людвиг только задумчиво произнёс:
— Что с ним? Почему он так долго не приходит ко мне? Что с тобой, мамочка? Ты одновременно плачешь и смеёшься...
Наступило долгожданное рождественское утро.
— Папа! — Людвиг зашлёпал босыми ногами по половицам, направляясь к столу, на котором уже почти всё было готово к торжественному завтраку. От стоявшей рядом печи исходило приятное тепло.
— Дай отцу поспать, неугомонное дитя. Он ведь очень поздно вернулся со всенощной.
— Но он же...
— Да пропади всё пропадом! — Иоганн ван Бетховен тяжело заворочался в постели. — Вообще-то на Рождество принято здороваться по-другому, ну, да ладно... Что угодно месье Людвигу?
— Покажи, как играть на ней. — Мальчик протянул ему подаренную в сочельник скрипку и смычок.
— Уж не знаю, играл ли кто-нибудь после сотворения мира в постели на скрипке. — Отец резко выпрямился. — Но вообще-то меня в высшей инстанции аттестовали как весьма способного скрипача.
Когда зазвучала музыка, внимательно наблюдавший за отцом Людвиг очень удивился.
— И это всё, папа? Значит, пальцами левой руки так, а правой...
— Пресвятая Богородица! — Отец схватился за голову. — И это твой сын, Магдалена, наш сын! Да он превзойдёт вундеркинда Моцарта! — Он соскочил с кровати. — Однако я голоден, и аппетит мой сегодня на Рождество превосходит по размерам придворную церковь!
— Пожалуйста, завтрак готов, бездельники. — Магдалена указала на стол.
Тут Людвиг в ярости воскликнул:
