Мертвое дерево Рэн. Лишённое листьев, зелени и жизни. Серая кора на толстом, многовековом стволе.
Оно так разительно выбивалось из общей картины садов, что казалось, будто кто-то насильно впихнул его сюда. Среди цветущей арании.
С другой стороны, Рэн — священное дерево фей. И его мертвые останки, окружённые фигурами из лунного камня — самая лучшая демонстрация торжества фурий.
Это место было похоже на аллею, где могло поместиться довольно большое количество народу. Высокие фонари стояли на границе свободного пространства, готовые вот-вот зажечься.
Элеандора расположилась неподалеку от мертвого ствола. Она улыбалась, поигрывая в руках цепью от ошейника брата. Кольцо рыцарей мрака в этот раз окружало их обоих.
— А вот и вы, — протянула она весело. — Пора начинать шоу.
Скрипнули звенья, натянулась цепь, увлекая Кэла за царицей. Фурия бросила на меня победоносный взгляд, сверкнувший сталью и холодным вызовом, и подошла к ближайшей ветви Рен.
Коснулась самой нижней, напоминающей кривой палец, и завязала на ней темно-фиолетовую ленту. Сперва одну, затем вторую.
Сначала из-за полумрака это не бросалось в глаза, но теперь я обратила внимание: дерево было сплошь усеяно лентами. Они создавали объем и пышность, и чем-то даже напоминали мертвую листву.
— Это в честь вас двоих, — проговорила Элеандора, бросая на меня жестокий, ядовитый взгляд. — Моих последних феечек.
Затем развернулась и, медленно облизнувшись, протянула:
— Ну, что, кто умрет первым?
Затем царица посмотрела на Нериэнту, отдавая ей мысленный приказ. В ту же секунду та подошла ко мне, и, не глядя в глаза, потянула к повелительнице.
Дайрен дернулся, но промолчал, задержав дыхание.
Рыцари, защищающие Элеандору, послушно расступались перед Нери. Меня подвели к брату и резким движением поставили на колени. Сразу после него.
— Ну? Вы выбрали очередность? — чуть наклонившись к нам, спросила царица.
Теперь я все же почувствовала ее запах. Тот самый, который, казалось, исчез после моего обращения в фурию. Гадко-сладковатый привкус смерти. Казалось, от нее разило им тем сильнее, чем шире она улыбалась.
Маленькая, ослепительно красивая фурия, от нахождения рядом с которой тошнило.
— Я буду первый, — проговорил брат и уверенно взглянул в глаза Элеандоре. Его скулы были сведены от гнева и отвращения. Он тоже чувствовал ее вонь.
— Нет, не ты, — резко перебила я.
— Вот только не надо этой показной жертвенности, — скривилась Элеандора. А потом вдруг засмеялась. — Хотя, нет. Надо! Я ведь ради этого и спросила!
