Лишь бы Эмия не ушла.
Он пугался своих мыслей и своего нового настроения.
Шумел за окном виноград, и в теплом ласковом воображении жили бабушка и дед, жили придуманные друзья и родители, которых он не видит, но которые есть.
– Спасибо, Эм.
Ее «пожалуйста» плыло в воздухе ночной комнаты потоками ощутимой ласки, молчанием, в котором ему чудилось то же настроение, что и у него самого, их обоюдным желанием того, чтобы невозможное вдруг стало возможным.
* * *
Ей давило горло, теснило чувствами грудь. Она практически получила то, за чем пришла на Землю, – ощущение единения с кем-то. Когда на свете появляется кто-то, с кем ты готов идти далеко и до самого конца, с кем лучше, чем одному, кого ты готов ждать, поддерживать, прощать. Любить.
Пусть коротко и на чуть-чуть, но этим вечером они связались воедино невидимым чувством настоящего родства – «ты есть у меня, а я у тебя». Они были нужны друг другу – так сладко, трепетно и почему-то грустно.
Ночной Лаво пах фиалками, травой и тихим счастьем.
«Не уходи».
А можно ли?
Вернуться домой и заявить: «Пустите меня обратно!». Можно ли стать человеком «насовсем», чтобы прожить еще одну полноценную жизнь? Дадут ли? Как много она знает о Верховных Богах и их правилах?
Почти ничего. Случаев и прецедентов на ее памяти не было.
«Останься…»
Она бы осталась.
Поразительно красивые на земле созвездия, и до боли в груди ждет печаль от того, что невозможно ни растянуть, ни остановить момент.
Дар спал. На лице его застыло чуть хмурое, но одухотворенное выражение лица. «Как у рыцаря, готового на подвиг», – подумала Эмия.
Двигались, будто горел ночник, под простыней, где лежала рука, золотые огоньки.
(Brand X Music – ReGenesis)
Это было первым его летом.
Нет, раньше были и другие, когда он с неприязнью слушал прогноз синоптиков, сообщающих опять о «плюс тридцати», и вздыхал, что никогда не накопит на кондиционер. Он помнил те «лета» вскользь, да и то, больше потому, что подолгу искал, куда с прошлой зимы спрятал заношенные шорты.
И он никогда в жизни не отдыхал. С рождения.
Все мечтал, что когда-нибудь отдохнет, но постоянно либо работал, либо искал работу.
«Я вообще жил?»
В Лаво март, не тепло – жарко, все цветет и благоухает. Здешним – весна, ему – лето.
Мелькали впереди по ступенькам обнаженные икры Эмии, летал над ними подол веселого светло-желтого сарафана в цветочек. Белые теннисные туфли; легкий персиковый рюкзачок, волосы в хвосте.
И постоянно щелкал затвор пленочного фотоаппарата, который они непонятно зачем приобрели в местной лавке, – он говорил Эмии: «Не надо», – но она не слышала.
