Пообещай | страница 62
– Послушай, мы никогда не проявим пленку.
– Ты этого не знаешь.
И продолжала его снимать – подлавливать в самых неудачных, как казалось Дару, позах. То вытирающего со лба пот, глядящего на горизонт, то собирающегося чихнуть.
– У меня нет ни одной рамки для фотографий. И навряд ли появятся внуки – кому показывать снимки?
– Не загадывай.
Ей будто и не в гору. Эмия взбиралась по разрушенной и прогретой солнцем лестнице, будто совсем ничего не весила, а Дарин чувствовал себя кулем с отсыревшим цементом – тяжелым, набухшим, неприспособленным для прогулок к старинным замкам, откуда «открывался прекрасный вид на долину».
До этого замка по змеиной тропке еще, наверное, целый километр. Зато вокруг благодать: вольный ветер, колышущий траву на склоне, юркие ящерки, греющие бока на развалинах и ускользающие в тень до того, как наклонишься их рассмотреть. Безудержная синева неба, контрастные, бурлящие пеной облака; ощущение бескрайнего простора, почти бесконечности.
А внутри расправились крылья – верные, могучие, сильные.
«Сколько же вы спали?»
Он вообще видел жизнь? Чувствовал ее? Или только маленький тесный Бердинск, суета, бег из-за нужды и за нуждой.
И где-то далеко все это время стоял солнечный Лаво, покатые склоны которого разбегались вдаль так далеко, что не хватало глаз. Синели воды; весело и ласково буйствовали жаркие ветра, стояли обветренные и выгоревшие стены развалившихся фортов. И пахли, будто жизнь бесконечна и всегда прекрасна, дикие, танцующие на тонких ножках цветы.
Икры аккуратные – не слишком тонкие и не слишком толстые; плечи узкие, запястья красивые, бедра округлые в меру. Но больше всего ему нравились ее изящные до невозможности лодыжки – такие во все времена любили рисовать художники. Молодая, стройная и, кажется, совершенно не умеющая уставать. А он уже порядком вымотался – выпил всю воду, трижды мысленно поблагодарил за новые удобные кроссовки; одел-таки, хоть и не хотел сначала, кепку.
– Слушай, Эмия, а какая ты?
– Ты о чем?
Эти руки, ноги, волосы, которые ему очень нравились… ведь не ее?
– Вот это твое тело – оно же не твое? Получается, ты внутри другая? Какая?
Они добрались до смотровой площадки, на краю которой кто-то предусмотрительно установил перила, и сделали передышку.
Ее челка развевалась в стороны, как крылья бабочки.
– Я… такая, какая есть сейчас.
– А там?
И Дар коротко взглянул на небо.
– Не помню, – легко пожала плечами его спутница, – там я – просто я. И все можно поменять по своему усмотрению. Но, если ты о том, какой я была до того, как попала на Небо, то я не помню.