Белая горячка? Или реальность? Тогда действительно — пора!
— Ну, с Пекой я тебя отпускаю! — радостно воскликнула моя молодая жена.
В Пьяногорск мы летели через Москву, но Пека сначала отказывался “душу рвать” — в смысле посещать свою бывшую невесту. Я настоял.
— Ну и куда вы претесь? — сурово встретила нас Инна. — Я поговорю с папой, и вы отлично сможете работать над сценарием здесь. Материалом он вас завалит. Да и я по его просьбе писала историю рудников Пьяногорска — вышла брошюра. Вот она.
— Если так любишь свою специальность, — повернулась наконец и к Пеке, — Гуня в министерство возьмет тебя.
А меня?
— Ежов теперь ходит к нам. Пристроит ваш сценарий. Уверена, ты напишешь и тут! — полыхнула взглядом в меня.
Да-а, сильный тормоз.
— Ну что? — вышел из кабинета радостный Кузьмин, влюбленно глядя на Пеку. — Собрался в полет? Разговор есть.
Они уединились за дверью.
Вышел Пека, неожиданно мрачный. Видно, вместо насосов и шнеков что-то другое получил.
— Опять тут плясать заставляют!
— Ну что, не летим? — кинулся я к нему.
— Не-ме-дленно! — процедил он и двинул к калитке.
Предотлетная московская пьянка как-то мрачно прошла. Может, Пека молчал о том, о чем и я? После подключились “местные” (Пека везде их находит), и я, смело с ними общаясь, получил в глаз.
Самолет, весь дребезжа, оторвался — и стало тихо. Лебедь взлетел!
Черные пространства далеко внизу под крылом, зловещие факелы у бездны на дне кидают подвижные тени, какие-то блестящие кляксы (озера?) — и вновь часы тьмы. Я с ужасом вглядывался в нее, припав к иллюминатору, — хоть что-то наконец появится там? “Почему, почему, — тревожные мысли, — они живут тут, в этой тьме, когда на земле сияют, как алмазы, Москва и Петербург?! Да потому они и живут тут, чтобы ты мог жить там!” Ответ неприятный.
И вдруг в бездонной тьме, сначала еле угадываясь, стал проступать темно-лиловый желвак, постепенно становясь лилово-багровым, как мой синяк под глазом. Я захохотал.
Потом “желвак” прорвался — и брызнул желтым. Стюардесса красивым, хоть и дрожащим голосом произнесла:
— Самолет входит в зону турбулентности…
Красивое слово!
— Пристегните ремни.
Не обманула стюардесса — трясло так, что клацали зубы!
— Тур-бу-лентность не за-казывали, — проклацал я.
Пека злобно глянул на меня. Видимо, уже начал переживать за свою малую родину. Неужто она распространяется и на небеса? Мы летели уже над его территорией, и теперь он каждое замечание как оскорбление принимал.
