Долго ли, коротко ли, родилась у Махтуми-джан двойня, мальчик и девочка. Старуха о семи пядей во лбу, прикинувшись повитухой, приняла у роженицы детей да и подменила их. Вместо прекрасных, как луна и солнце, младенцев поднесла матери курицу с петухом.
— Научи, что мне делать?! — взмолилась бедная Махтуми-джан. — За таких детей хан Багессен меня в порошок сотрет, по ветру развеет.
— Поклянись принести серебряной воды, тогда научу, — сказала старуха о семи пядей во лбу.
— Но где мне взять серебряной воды?
— К серебряной воде тебя принесет конь с глазами как цветок ядовитой травы.
— А где взять коня?
— В табуне хана Багессена.
— Но захочет ли хан дать мне коня?
— Не захочет, но ты ему скажи: твои дети — луна не луна, солнце не солнце, в петуха да курицу превратила их болезнь гитилджа́. И скажи ему: если хочешь познать своих детей в их истинном облике, покажи мне коня с глазами как цветок ядовитой травы, покажи мне посох отца моего.
Сказано — сделано.
Опечалился хан Багессен колдовской болезнью своих детей. Вывел Махтуми-джан в степь, свистнул в три пальца, и увидела она: мчатся кони высотой с горы. Верхушки осокорей покусывают, вершины стогов пощипывают. Среди них конь с глазами как цветок ядовитой травы.
Достал из-под земли хан Багессен посох отца Махтуми-джан. Только взялся за рукоять, как одолел его богатырский сон.
— Спать ему сорок дней и ночей. Садись на коня, скачи! — сказала старуха о семи пядей во лбу.
Полетел конь с глазами как цветок ядовитой травы, словно птица сокол: только его и видели. В единый миг очутилась Махтуми-джан у источника.
Погладила она коня по шелковой гриве, по атласному крупу, поскребла шею ноготками.
— Спасибо тебе, диво-конь.
Набрала воды в кувшин, села на коня и тотчас явилась перед старухой.
— Вот тебе вода, давай моих детей! — сказала Махтуми-джан.
Вывела из шатра старуха о семи пядей во лбу прекрасных, как солнце и луна, мальчика и девочку.
Подала и Махтуми-джан кувшин старухе, да конь с глазами как цветок ядовитой травы вдруг ударил копытом. Невелик был кувшин, а пролилось из него озеро.
— Так вы заодно! — завизжала старуха и столкнула Махтуми-джан в омут.
Хан Багессен видел все это, потому что истекли сорок дней и ночей, потому что единый скок коня с глазами как цветок ядовитой травы равен дню и ночи.
Был грозен хан Багессен. Хлопнул он ведьму, как муху, стер в порошок, по ветру развеял, а жене своей сказал:
— Выходи из воды!
— Если бросишь дочь мою в воду, тогда выйду, — ответила хану Махтуми-джан.
