Вернулся с охоты Акколоберген, достал из ямы сестру, и она ему рассказала свой сон.
— Хан из твоего сна — знамение, — сказал брат. — Кровь закапает с конца моей плети, не быть мне сыном своего отца, да не попасть мне в стремя ногой — не видать Багессену моей сестры!
Худое к худому, хорошее к хорошему.
Старуха о семи пядей во лбу пришла к грозному хану Багессену и сказала:
— Живет на белом свете девица Махтуми-джан. Ее волосы длиной в сорок гулаче́й[49], а если свить из них веревку, то будет и на всю тысячу.
Хан Багессен один не ходит. Пришел хан с тьмою, пришел в горы — нет Махтуми-джан. В доме нет, в горах нет. Кликнул старуху о семи пядей во лбу. Идет старуха, землю нюхает, сама приговаривает:
— Ищу человека! Ищу человека!
И вынюхала яму для золы, а из ямы коса торчит. Схватила старуха за косу, вытащила Махтуми-джан и кинула ее в седло хану.
Вернулся брат из-за гор — нет сестры, зато следов тьма-тьмущая. Бросился Акколоберген в погоню. День ехал, ночь ехал. Утром потрогал следы, а они теплые. Пришпорил Акколоберген коня и догнал войско хана Багессена.
Сорок дней и сорок ночей бился Акколоберген с войском Багессена. Ни кусочка хлеба не съели, ни глотка воды не выпили — только и делали, что тупили острые сабли.
Побил злое войско Акколоберген, побил да изнемог, и тогда послал хан Багессен Махтуми-джан к ее брату, и вышла она из шатра и сказала:
— Милый брат, войско моего похитителя все погибло, да сам он — великий батыр и готов биться сорок дней и сорок ночей. Не устоять тебе, милый брат. Не губи себя ради меня, натяни свои золотые поводья.
— Я умру за тебя! — закричал громовым голосом Акколоберген. — Да закапает кровь с конца моей плети, да не попасть мне ногою в стремя! Или я не сын своего отца?
Ринулся Акколоберген, но хан отмахнулся от его сабли, как от мухи, и говорит Махтуми-джан:
— Убить, что ли, твоего братца или пусть убирается?
И взмолилась Махтуми-джан:
— О брат мой! Не ты ли уберег меня от наговора, не ты ли дал мне в кормилицы матушку-газель, не ты ли спас меня от злой старухи? Разорвется мое сердце на тысячу кусочков, коли увижу тебя бездыханным. Уходи, брат мой! Скажи только, где у тебя весенняя стоянка, где зимняя?
— Моя летовка — карага́ч[50],— ответил Акколоберген, — коли пусто у карагача, значит, не ищи меня на этом свете. Моя зимовка — джида́[51], коли пусто у джиды — не ищи меня на этом свете.
Ускакал Акколоберген прочь, а хан Багессен увез Махтуми-джан к себе.
