— Опять я здесь, — проговорил я, озирая грустный осенний пейзаж.
— Нет! Опять ты «не здесь», — злобно Валера проговорил. — Не нужен ты здесь! У тебя там своя «палата».
Мы мчались с ним вдоль полей — но не на его парадном джипе, а на его рабочей, говенной машине, только вместо бочки кузов поставили... Но я не сказал бы, что гордо мы выглядели.
Да-а. Валера в прошлый раз на машину говна меня обменял — а в этот раз даром отдали.
Мы уже подъезжали к городу: гигантские спирали, забитые машинами, безликие стекляшки, отражающие облака.
— А тут вот портрет вашего Шпенькова был, — показал я на белый прямоугольник. — Во, память. И где ж он?
— Да-а, — произнес Валера. — Такое впечатление, что ты с больной этой Красной Дачи не вылезал. Где Шпеньков, спрашивает. Там! — ткнул пальцем в небо.
— Как? — испугался я. — Опять застрелился?
— Да нет. Там в смысле наверху. Когда приезжает, только с мигалкой ездит. Теперь вашей Красной Даче хана. Шпеньков будет жить.
Ехали молча, любуясь — что скрывать? — размахом жизни. Все строится что-то. А сколько появилось! Взором не объять!
— А эта твоя подруга, которую я тут подвозил... — произнес Валера с уже знакомым мне хищным выражением лица, даже нос обострился и ноздри зашевелились.
И держит паузу, гад!
Потом невинно продолжил:
— ...крутая тетка! Оказывается, это она, через мудаковатого этого дилера, квартирку мою снимала... для плясок этих. Ну, я ей предложил напрямую сомкнуться, без этого гондона...
Снова щемящая пауза.
— ...она говорит: «Нет! Проект исчерпан. Все!»
«Ну, спасибо ей, — подумал я, — что проект закончен. Но угомонилось ли все это в моей башке?»
Въехали под арку. И у меня ноздри зашевелились. Всегда опасность чуешь заранее... Нет. Ничем не пахнет. Лишь как-то затхло... Валера открыл сзади фургон, вытащил ящик с инструментом, моток жесткой проволоки.
— Вот так, — Валера произнес. — Не мед пить приехали.
Мы поднялись ко мне — и работа пошла. Мы сбивали кафель, долбили штукатурку, кирпич, проталкивали в дыры шуршащие трубы из пластмассы, напоминающие засохшие кишки — взамен труб старых, массивных, чугунных, заросших, заблемандовевших, как Валера говорит. Их тоже там оставляли как исторический памятник — и шли в обход. Хорошо, что я имел уже опыт сантехнических работ. Вышли через все стены к чугунному водяному стояку, голо торчащему в отсеке с мусорными баками, отчего он в наиболее морозные зимы промерзал насквозь. Но сейчас — не зима еще, и даже какие-то цветки торчат из асфальта... Подключились к вентилю, повернули проржавленное колесико — и зашумело, пересохшие пластмассовые кишки упруго надулись. Мы вернулись в квартиру.
