— Ты чего такая взволнованная?
— Да ходят тут... разные маньяки. Работа такая!
Ценит свою работу!
— У тебя все в порядке? — разволновался и я.
— Да были тут... всякие неприятности, — созналась она. — Да Вера Владимировна заступилась, выручила меня. Ты ко мне по делу или так?
Снова на мне повисла. Валера, уйди!
— Ну ты ж помнишь... мое дело?
— А, да. Ты написал заявление? Пиши. Вот образец. Дальше. Квитанции об оплате с маминой подписью отыскал?
— Ищем.
— А свидетеля про маму, который подтвердил бы ее проживание?
— Боюсь... не понравится он тебе, — вздохнул я.
— Что значит, мне не понравится? — строго сказала она. — Главное, чтобы он у суда доверие вызвал.
— Найдем!
В крайнем случае сделаем Валере пластическую операцию.
— А мы когда с тобой увидимся? — прошептала она.
— Так мы уже видимся! — с некоторой оглядкой пробормотал я, даже с двумя оглядками.
Впереди — дверь «Судья», сзади горит в щели глаз моего друга.
— Нет. Не так! По-настоящему! — она прижалась ко мне.
— А чего? Тут неплохо! Все о... юридицки! — бормотал я, пытаясь вырваться.
Вырвался! Надула губки.
— Позвоню!
...Несколько смущенный таким «публичным успехом», я ушел.
Валера ждал меня на скамье. Пока что не на «скамье подсудимых». Но — жесткой.
— Скажи мне, почему, куда теперь с тобой ни пойдешь, — они?! Может, ты сам уже такой?
— Да пока нет.
— Тогда мне скажи, почему тебе так «везет»?
— Не знаю. Когда в детстве еще в больнице со скарлатиной в шесть лет лежал — уже выделялся. Выдавали на завтрак два кубика масла и два куска серого хлеба. Все размазывали их ножом и ели. А у меня почему-то ножа не было, а спрашивать стеснялся. Так я клал два куска масла между двумя кусками хлеба и сдавливал. И так ел. И ребята в палате прозвали меня «В двойном размере». «Слышь, ты, «“в двойном размере”!» — так обращались.
— Да, так у тебя все и осталось, — Валера констатировал, — «в двойном размере». И горячки вдвойне, и проблем! Ну всё. Я отваливаю. Честно говоря, в Сяглицы тянет. Там у нас хоть и сумасшедший дом — а всё поспокойней. Скажу тебе, наши «нормальные ненормальные» лучше. Хоть не лезут всюду.
— А Шпеньков? — вспомнил я.
— Да... А Шпеньков? Это верно. Мужчина затейливый. Но он нормальным считается! От него, правда, всего можно ждать. Если он сумасшедший дом хочет захватить в качестве своей личной резиденции, то это о многом говорит.
— Да, — оценил я, — нестандартно.
— Так ты считаешь, — сказал он, — «в плане сдвига мозгов» все теперь постепенно выравнивается? Одинаково уже всюду?
