— ...капитан, влюбившись в неё, буквально сходит сума! Цветы доставляются вертолётами с юга Франции, устрицы из Бретани, икра из России...
Надо же, какая экзотика!
— Но вы же сказали — «он застреливается!» — от усталости я даже перешёл с ней на «вы».
Она осеклась. Что-то такое она и в самом деле говорила, но сейчас это выглядело досадной помехой: ежели он застрелится, значит, перестанет «метать икру»?
— Ну, это вы продумайте, Валерий Георгиевич! — небрежно сказала она. Её это не очень интересовало. Шампанское, икра, желательно — без конца. Если будем убивать капитана — кончится икра, Луша надует губки. А если оставить его жить вечно — кончится терпение, да и содержимое кошельков заказчиков иссякнет, и шкуру они сдерут с меня! Ловко она меня подставила!
— Мы с вами «Оскара» должны получить, Валерий Георгиевич!
— Ну, ясно — только «Оскаром» можно заслониться, когда нас будут «кончать» за растрату!
— Ещё какие-нибудь указания есть?
— Капитан влюбляется до безумия, — пела Луша, но, по-моему, она сошла с ума, превратившись из прогрессивной журналистки опять в уборщицу-миллионершу.
Мне кажется, она окончательно запуталась.
— Указания? Вы помните — героиня запивает, пьёт всё подряд: виски, шерри, джин, кюрасао, водку!
Вот водку — зря.
— ...Наступает рассвет, капитан находит её и, обняв за плечи, ведёт в ресторан. Им подают молочного поросёнка...
— И тут вбегают мафиози и убивают их! — выкрикиваю я.
Наступила долгая пауза. Видимо, Луша усваивала обидную мысль, что всех денег из мафиози всё равно не выкачать... А заканчивать всё равно как-то надо, уж лучше так. И такая малопонятная смерть даже выгодней: раз — и всё, а если разоряться на объяснения, то не успеешь толком выпить и закусить.
— Ну хорошо, если вы так хотите... — не очень охотно проговорила она.
«А как ещё с тобой расстаться?» — подумал я.
— Ну хорошо... они падают среди цветов...
Рядом с поросёночком...
— ...и вскоре в небо над кораблём взлетают две ослепительные чайки!
Всё-таки она упорно хочет доказать, что главный автор — она, а остальные лишь неумело ей помогают.
— А поросёночек — не взлетает?
Зловещая пауза, на протяжении которой я должен, видимо, сначала покрыться потом, а после — заледенеть от ужаса.
— Мне не очень нравится ваш цинизм, Валерий Георгиевич!
Да я и сам с ним намаялся.
— Мы обо всём договорились, Валерий Георгиевич?
— Нет, — проговорил я и повесил трубку.
Снова звонок. Дозаказ шампанского? Со вздохом я взял трубку.
