Тогда-то я и вспомнил свою любимую фразу: «Человек вообще достаточно пожил, если пользовался любовью женщин и уважением мужчин». А я, слава богу... Правда, с уважением вот этих мужчин дело обстояло не совсем ясно.
— Ну что, значит, не хочешь нам нарисовать? — проговорил Лысый.
Избалованный больно! — рявкнул Крепыш.
Начало допроса, не скрою, меня порадовало. Чувствовалось, что они откуда-то знают, что имеют дело с крепким орешком, а отнюдь не с пустым.
«Пытошники» молчали. Как умные люди, они понимали, что с «любовью» как-то не сложилось, придётся выколачивать силой. Других методов у них, по всей очевидности, уже не было — деньги скушала Луша... «Луша моет маму. Мама моет раму». Да-а. Им явно не хотелось «работать», да ещё с человеком, который пока не сделал им ничего плохого.
— Ну шо — годится она на журналистку? — поинтересовался Крепыш.
— А на дворянку? — выспрашивал Лимон. Я вздохнул.
— А на что она годится вообще? — Крепыш снова взъярился на Лысого.
— Вы думали, я вам за эти гроши Лайзу Минелли куплю? — парировал Лысый.
— Финиш! — Крепыш жахнул по макиваре — каратистской доске, макивара прогнулась... Ого! Жест этот, по-видимому, означал, что хватит пререкаться, надо работать.
— Может, действие перенести на подводную лодку... — предложил я, начиная работать.
— Ты шо — совсем простой? — разгорячился Лимон. — Тебе деньги платят, чтоб ты вот эту посудину рекламировал, шоб «серьёзные» люди на ней плавали, — на хрена им подводная лодка!
— Но с чего это вдруг ей журналисткой приспичило стать? — не унимался Крепыш.
Мне всё это напоминало известное литературное произведение... «Не хочу быть чёрной крестьянкой, хочу быть столбовою дворянкой!»
— А это — шоб нас разоблачить. За наши ж гроши, — усмехнулся Лимон.
— Чтобы мы приличными людьми были! — строго глянув на дружков, проговорил Лысый.
Да, нелёгкая задача мне предстоит... Луша-разоблачитель!.. Как бы её саму не разоблачить!
Словно прочитав мои мысли, вошла она, села, величаво закинув одну роскошную ногу на другую, глянула на нас, как бы говоря: вот мои аргументы! Ваши аргументы? Затем появился мрачный Тоха. Основная работа, как я понял, будет с ним.
— Ну шо, малец, будешь девоньку любить? — Лимон тоже почувствовал главную трудность в этой истории.
— А это как мастер скажет, — лениво кивнул Тоха на меня.
Мастер трудного жанра! Луша чётко почувствовала, что сопротивление во мне, что если кто и является противником любви к ней, так это я. Получил практически всё, а теперь... есть же такие неблагодарные люди!
