— Сейф можешь рвануть?
— А почему ж нет?
— Тащи взрывчатку! — скомандовал Леха.
Я сам не успел заметить, как, распластавшись, встал у сейфа.
— Его нельзя взрывать!
— Почему это?
— Там может быть водка!
Пиротехник и Леха сникли.
Концовка совещания прошла вяло. Все разбились на группки. Рядом со мной оказался Синякова, почему-то стал раскрывать передо мной душу, рассказал, что у Хухреца в городе есть прозвище — Шестирылый Серафим, а что сам себя он давно уже не уважает — с того самого момента, как дрогнул и заменил свою не очень красивую, но звучную фамилию Редькин на женскую, — с тех пор почувствовали его слабину и делают с ним все, что хотят.
Потом появились Леха и Хухрец.
— Надоел мне этот театр! — заговорил Леха. — Я ведь, наверно, не только им в городе заведую?
— Да с десяток заведений еще есть! — хохотнул Хухрец.
— Ну так поехали! Здесь остаешься командовать! — осадил Леха Паню, рванувшуюся за нами.
Машины у подъезда не оказалось — что возмутило Леху, Хухреца и, как ни странно, почему-то меня. Если эти вот ездят на машине, то почему я должен быть лучом света в темном царстве? Отказываюсь!
Машина, правда, тут же подошла.
— Все халтуришь? — усаживаясь, сказал шоферу Хухрец.
— Крутимся помаленьку! — нагло ответил тот.
— Куда поедем-то? — икая, проговорил Леха.
— Да думаю, академический женский хор проверим, — произнес Хухрец.
— Можно, — кивнул Леха.
Развернувшись, мы подъехали к дому напротив, поднялись в ярко освещенный зал. На сцене уже был выстроен хор — женщины в длинных белых платьях. К нам кинулся дирижер в черном фраке и с черными усиками.
— Пожалуйте, гости дорогие! — на всякий случай он ел глазами всех троих. — Что будем слушать?
— Да погоди ты... не части! Приглядеться дай! — оборвал его Хухрец.
Дирижер умолк. Леха ряд за рядом оглядывал хор.
— К плохим тебя не приведу! — ухмыльнулся Хухрец.
Мой взгляд вдруг притянулся к взгляду высокой рыжей женщины с синими глазами — не стану выдумывать, но, по-моему, и она тоже что-то почувствовала, слегка вздрогнула.
— Это она! — вдруг горячо зашептал Леха на ухо мне. — Та... парижская! Со сковородой!
Я изумленно посмотрел на него.
— А чего они словно в саванах у тебя? — повернувшись к дирижеру, проговорил Хухрец.
— Да как-то недоглядели! — торопливо проговорил дирижер.
— Ножницы неси! — икнув, проговорил Леха. — Мини будем делать!
— С-скотина! — вдруг явственно донеслось со сцены.
Все застыли. Я не оборачивался, но знал точно, что произнесла это моя. Сладко заныло в животе. «Вот влип!» — мелькнула отчаянная мысль. Дирижер испуганно взмахнул руками. Хор грянул. Сразу чувствовалось, что это не основное его занятие.
