— Вот уж не ожидала! — проговорила она. — Думала, ты обиделся в прошлый раз!
— Глупая! Ну за что же? — правую руку на всякий случай в кармане держал.
— Ну проходи... — подумав, она посторонилась. — Только не обращай внимания — у меня там разгром. Ну, как старый друг, думаю, простишь.
Вот как! Уже и друг!
В этот раз она, в виде исключения, сказала правду: столы были сгромождены в центре комнаты, скатерти скомканы, тарелки в засохших салатах, размокших окурках, рюмки опрокинуты.
— Хорошо живете! — воскликнул я.
— Да Витька вчера повышение получил, — как бы недовольно проговорила она, — и главное, не мог уж заранее предупредить! — она надула губки. — Ну, крутилась как могла. В основном — салаты, салаты, салаты! — она махнула рукой. — Еще яйца делала, — доверительно сообщила она. — Сначала хотела с икрой, но потом пришлось с рубленой селедкой, — она с удовлетворением оглядела столы. — Ну, горячее, конечно, тоже было, но тут все уже трепались и не заметили, по-моему! В конце начальник Витькин хотел уже из моей туфельки пить, но Витька не разрешил!
Видно, я был нужен ей в качестве подружки, чтобы делиться.
— Ну хорошо, — перебил я. — Что нужно помогать тебе? Мыть? Стирать? Только вот рука не совсем... но это неважно!
— Проти-ивный! А из туфельки пить?
— Сейчас! Только желудок освобожу!
Я закрылся в уборной. Может быть, элегантно повеситься? Рано!
— А ты такой же проти-ивный, как тогда! — только я вышел, она провела мне по шее своей ручкой, я дико вскрикнул, боль перерезала горло.
Я быстро глянул в зеркало — кровь!
— Ой, прости, пожалуйста! — всполошилась она. — Это я тебя алмазиком нечаянно — тут у меня такой противный алмазик — царапается!
Ну, если алмазом — тогда ничего! Ежели алмазом — другое дело! Алмазом — всегда пожалуйста!
«Что это за шрам у тебя на горле?» — «Да это тут алмазом меня...» — «A-а. Это хорошо!»
Я пошел в ванную, набросал грязных вещей в таз.
— Серьезно собираешься стирать?
— Конечно!
— Проти-ивный! — все время крутилась рядом, самое было время ее ущипнуть, но рука не поднималась. Что-нибудь по хозяйству, чувствую, еще можно, а что-нибудь более волнительное — ни в какую! Да, понял я, дело дрянь! Если уж на такое не поднимается — это конец!
Спина ее гладко уходила вниз, внизу плавно поднималась, как Кавголовский трамплин, — даже перехватило дыхание... Не поднимается рука!
— Ну и ладно! — она обиженно повернулась и ушла. В прихожей стала набирать номер... Мужа вызывает? Это конец!
