— А как вы думаете — я не понадоблюсь тут как врач? — язвительно спросил Гридин.
— Врач вы — только во-вторых! — сказал Ездунов. Да, он умеет произносить фразы.
— А скажите, мне... можно не возвращаться? — вежливо поинтересовался хирург.
— Мы, — шеф сделал явный нажим на “мы”, — никого не удерживаем!
Надо отдать Гридину должное — после этого он не стал лихорадочно рваться к стойке, вырывать, требовать куски, якобы “на дорожку”. Он повернулся и вышел. Я вышел за ним.
Уходя, я с изумлением услышал, как мой Мартын мерно читал Ездунову куски из Священного Писания... К чему это бесполезное занятие?
— Овечью шкуру примеряют! — Гридин, покуривая за дверью, кивнул туда.
— Ну что? Уходим? — сказал я. — Или... боязно?
— Пока что я ничего еще не боялся, — сказал Гридин.
— А что, вообще, — страшно отсюда выходить? — вскользь поинтересовался я.
— Что значит — “страшно”? — усмехнулся Гридин. — Не пойдем же мы на рожон, как бы они этого ни хотели. Хватит одного булыжника с тебя — не все так удачно падают. Мне твой кумпол чинить — хотя я и хирург — никакого особого желания нету.
— А за свой кумпол вы не боитесь?
— За свой нет, — сухо ответил он. — Потому что я ничего такого не сделал, за что бы им можно было меня не любить. Скорее — наоборот. А вот за тебя как-то неспокоен. Так что пойдем другим путем. Что-нибудь теплое хочешь надеть?
— Все на мне!
— Ну, тогда пошли.
Мы спустились в уже знакомые (приятно знакомые мне!) катакомбы. Я обрадовался: блестящая мысль — отсидеть это смутное время в сауне, но мы молча миновали ее. Гридин, похоже, был, в отличие от меня, человек решительный и крутой.
Мы миновали холодный винно-бочечный коридор — я игриво поглядывал на Гридина, но тот никак не реагировал, сосредоточенно шел.
— Эти его игры с дефицитом: прикормить — отказать — мне вот уже где сидят! — Гридин мрачно провел рукой по горлу. — Прекрасно знает ведь, чтó меня здесь удерживает, так нет — зачем-то эти детские игры с лишением завтрака?!
— А что же вас здесь удерживает? (Совсем мокрое пошло подземелье).
— Ты... здесь меня удерживаешь! — повернувшись, резко ответил он.
— Я?!
— Ты! Завтра будем тебя потрошить.
— А, да!
— Да и тебе хватит гарцевать... знаешь ведь уже, что значит ущемление грыжи — пробовал уже?
О да! Это было в Москве — в разгар игривого разговора на улице вдруг зажало внизу, глаза закрыло плотным туманом. И так, в этом тумане, я шел, скрючившись, держась за живот, пока не увидел вдруг в абсолютно сплошном тумане сияющий красный крест — и только на него уже и брел, очень долго.
