Грибники ходят с ножами - Валерий Георгиевич Попов

^{>Пропадать, так с музой} 

— Здесь дует... из туалета, — робко пролепетал я.

— Сиди и моли бога, чтобы я тебя не выкинул вообще! — рявкнул Леха. Он был уже во всей своей силе и красе, в черной форменной шинели и фуражке, с гербами и позументами. Хозяин! Проводник! Если бы не дикая головная боль, я бы, наверное, был ему страшно благодарен за то, что он не бросил меня в Москве, никому не нужного, “без рубля и без ветрил”, а сжалился, поднял и теперь везет домой — правда, в почти пустом вагоне усадив меня на крайнее, наихудшее место... Но должен ведь он хотя бы покуражиться! Это понятно.

Я, стесняясь сам себя и даже чуть ли не извиняясь, робко пошарил по карманам, надеясь найти хотя бы расческу и слегка причесаться, — ничего! Во всех карманах, включая нагрудные, — лишь залежи песка, не золотого и не сахарного, а самого обыкновенного. Неясно, где я набрал его в таком количестве в зимней Москве. Но во вчерашней моей московской жизни было много загадочного. Песок — не главное!

Народу в вагоне так и не прибавилось, он был так же пуст и темен (раз нет народу, свет можно не зажигать) и — гулок. Было явственно слышно, как Леха брякал и звякал в том конце коридора какими-то дверками и конфорками. Впрочем — теплей пока не становилось.

Ну что ж — это тот ад на колесах, какого я, видимо, и заслуживаю! Была у меня в жизни последняя надежда — Леха, но и тот теперь отвергает меня!

Подружились мы с ним на сценарном факультете Института кинематографии в Москве, где в течение пяти лет оба блистали. Доблистались! Я обхватил в отчаянии башку. Леха-то теперь хоть проводник, с гигантскими связями — а я кто? Отщепенец! Отщепенец от всего!

Уж и не помню, чем я блистал в институте — кажется, какими-то немыми и звуковыми этюдами, но чем блистал Леха — точно помню. Такого и не забудешь! Дружбой со знаменитостями. Это даже было больше, чем дружба! Не подумайте ничего плохого. Пьянство. Он то и дело уходил в запой то с одной знаменитостью, то с другой.

Появляясь в институте — в таком виде, словно его только что выкопали из земли, — он сообщал:

— Тут с Валькой Ежовым, дважды лауреатом Ленинской премии, дико зóпили. Канны обмывали!

Или:

— С Тарковским вчера нажрались — еле его доволок!

Авторитет Лехи был незыблем — даже преподаватели боялись его: как можно поставить двойку или даже тройку тому, кто накануне пил с самим Тарковским?

Правда, этих знаменитостей в пьяном виде — и тем более с Лехой в компании — никто не встречал, но не было и доказательств обратного: трезвыми знаменитостей этих в те дни, когда Леха с ними пил, никто не видел тоже. Так что замечательные его похождения не опровергались. Скорей — подтверждались. Однажды в тесном институтском коридоре мы столкнулись с аккуратным, миниатюрным, грациозным, подтянутым, сосредоточенным Тарковским — и тот, увидев Леху, метнулся в сторону.