— Так вы еще и морячка?
— Я... много кто!
— А... скажите, пожалуйста... ваш начальник этот... хороший врач?
Я думал, что и тут она скажет пренебрежительно, но она внезапно посуровела:
— Если и остался хоть один еще врач у нас в стране, так это он.
— Ну, тогда-то я спокоен.
— Ты-то при чем здесь? — Она словно впервые увидела меня. — Просто Владимиру Дмитриевичу надоело тут без работы. На атомном полигоне главным хирургом был, в Афгане людей штопал, а тут — весь класс можно потерять.
— Ясно! Значит, для этого я и прибыл сюда?
— Для этого? — Она усмехнулась. — А ты будто не знаешь, для чего ты прибыл сюда? Святой, значит?
— Да, я святой.
— Ну, тогда пошли! — с какой-то даже угрозой проговорила она, скинула белый халат, оставшись в юбочке и футболке.
— Да я, собственно, только насчет операции зашел узнать, — смущенно лопотал я, следуя за нею.
Мартын, разумеется, не мог пропустить это зрелище, язвительно улыбнулся... Прощай, друг!
Мы стали спускаться по ступеням в монастырские катакомбы... Неужто сейчас предстоит рандеву с какими-то святыми мощами, проверка моей святости? Но становилось почему-то не прохладнее, а все жарче и жарче! На ходу она стянула через голову футболку, оставшись... без нее.
Она пихнула разбухшую деревянную дверь... и мы вошли в предбанник: деревянные скамейки, реечная обшивка, несколько дверей, манящих вглубь.
— Вот — можешь закутаться, если хочешь! — Она кинула мне плоско сложенную, слепленную крахмалом простыню.
“Ясно, — подумал я, ловя простыню. — Ни во что другое тут закутываться не принято”.
Мы вошли в сказочную парилку, сидели там, “закутавшись” в простыни, потом, стукнув другую дверь, вывалились в широкий бассейн — тут уже “кутаться” не удалось...
В бассейне этом был и водопад, вдруг обрушивающийся со стены, и мощная струя подводного массажа — она танцевала перед струею, упиралась в нее.
— Ну как? — усмехнулась она.
Потом она повела меня по какому-то коридору, неожиданно прохладному, щелкнула выключателем — и я обомлел: сверху донизу стены состояли из бочек. Неплохо монахи живут!
Закинув пальчиком прядь за ушко, она присела перед бочкой, из которой торчал толстый шланг, взяла его в губки, лукаво оглянулась, втянула щеки... Нацедила пятилитровую банку. Гуляем!
Потом мы оказались в ее келье — она открыла сверкающий бар.
— Так. Это уже серьезно... Джина, надеюсь, нет?
— Почему же нет? Есть.
— ...Тогда это конец.
Она куда-то уплыла, потом снова появилась.
— Это еще что! Раньше я работала администратором в гостинице на
