В трубке молчали. Видимо, секретарша, или кто она там, ждала дальнейших разъяснений.
— Потому что, если мои подозрения окажутся беспочвенными, — продолжал я, — я окажусь в неудобном положении. Слишком явная предосторожность может произвести нехорошее впечатление и отрицательно сказаться на наших дальнейших отношениях. Теперь вы понимаете?
— Хорошо, — сказала женщина. — Позвольте мне записать ваш адрес и номер телефона.
— Это не все, — сказал я. — У меня есть визитная карточка вашего сотрудника. Он мне ее оставил, и я знаю его в лицо. Так что я хотел бы, чтобы вы прислали именно его.
— Разумеется, — сказала женщина. — Раз вы его знаете, мы пришлем именно его. Если, конечно, он в данный момент не занят, — добавила она.
— Но трансакция намечается примерно через неделю, — сказал я, — так что у вас будет время.
— Тогда нет проблем, — сказала женщина. — Назовите его имя.
— Бреннер, — отчетливо произнес я. — Николай Андреевич Бреннер.
Какие-то непонятные междометия в телефонной трубке, покашливание, покашливание, молчание, потом неуверенный ответ:
— Боюсь, что это невозможно, — опять небольшая заминка, потом. — Он, видите ли, на Канарских островах. Вероятно, будет не раньше чем через две недели.
Ох, уж эти Канарские острова! Как будто на всей земле нет больше места для отдыха.
— Хорошо. Тогда, пожалуйста, его напарника. Я не знаю фамилии, но знаю его в лицо, так что...
— Напарника? — она как будто подавилась. — Но у него не было напарника.
— Не было? — я засмеялся. — Но сейчас-то, наверное, есть?
— Что? Простите, я вас не поняла. Кто вы? — растерянно спрашивала женщина. — Мы пришлем, мы подберем, — торопливо лепетала она. — Скажите ваш адрес, пожалуйста.
— Я сейчас приеду, — ответил я. — Я все-таки предпочитаю знать агента в лицо.
Я повесил трубку и вышел из-под колпака.
Я бросил на сковороду кусок вырезки и убавил пламя. Сковорода шипела и поплевывала мне на руки мелкими капельками горячего жира. Оставил ее и на другую сковороду, где уже закурчавился розовеющий лук, вывалил из миски горку картофельных ломтиков, разровнял их ножом. Вскрыл банку зеленого горошка, нарезал батон. Достал из холодильника две бутылки пива, отнес их в комнату. Вернувшись, перевернул на сковороде вырезку, полюбовался на розовато-белую обжаренную поверхность.
— Это единственная реальность, — сказал я, — то, чему можно доверять.
Еще немного убавил огонь.
“А может быть, и это телевизор? — подумал я. — Может быть, это передача «Смак» Макаревича или «Петербургский гурме»?”
