— Я боялся, что будет покушение, — сказал он.
— Что заставило предположить?
Он стал врать мне, что ему звонили, вымогали деньги, угрожали, что убьют Ингу, если он не заплатит. Я спросил его, сколько, и он ответил, что десять тысяч. Десять тысяч долларов, уточнил он. Я сказал, что это неправда, и он долго смотрел на меня, не отрываясь, и во взгляде его были сомнение и тоска, но я ничего не говорил, и он сдался.
— Пятнадцать, — выдавил он из себя.
Я усмехнулся. Невесело, но усмехнулся.
— А теперь угрожают убить вас? — спросил я.
Он подтвердил.
— Неправда, все это неправда, — сказал я.
Я понял, что он понимает мои вопросы как вымогательство и пытается со мной торговаться. Однако я подумал, что телефонный звонок все-таки был, и он кого-то здесь ждет, видимо, из своей “крыши” — обыденная реальность нашей нынешней жизни. Но я был уверен, что до сих пор никто у него ничего не вымогал, он просто, как все бизнесмены, платил за покровительство, а теперь, после смерти певицы боялся, что с него потребуют отступного, может быть, за то, что вовремя не обратился к ним. Потому что, если бы рэкетом занялся кто-нибудь посторонний, менеджер должен был обратиться к ним, а не к охране, и они, используя свое влияние, верней, чем охрана оградили бы его от вымогательства. Разумеется, бандиты были раздражены, потеряв один из источников дохода, и теперь, но именно теперь, а не тогда, могли ему угрожать. И вот в разговоре со мной он стал торговаться, потому что решил, что убийство певицы — это игра его “крыши”. Мне было интересно, что заставило его так подумать, ведь по всем статьям бандитам было невыгодно убивать певицу. Видимо, было что-то такое, что опровергало это рассуждение. Вот интересно, что?
Так или иначе, а теперь он боялся своей “крыши”. Было бессмысленно спрашивать его, кто эти люди — все равно он бы этого не сказал, а кроме того для меня было совершенно очевидно, что убийство певицы не их рук дело, и конечно же, не было никаких угроз, а если они и назначили ему встречу по телефону, то для того, чтобы что-нибудь выяснить, личность охранника, например.
Да, сказал он, он сделал все, как договорились, то есть позвонил после того как Инга рассказала ему о плакате — ведь так договаривались, — и он попросил, чтобы прислали именно Бреннера — он ткнул пальцем в визитную карточку, — потому что лучше знать человека в лицо, все сделано было так, как договорились, и вот... Он тяжело вздохнул.
Я спросил его о плакатах: замечал ли он их раньше, до того, как покойная показала ему один. Он сгорбился при слове “покойная”. Да, сказал он, он их видел раньше, но по-настоящему забеспокоился только после того, как Инга показала ему тот. Он понял, что это не просто хулиганство. Они с Ингой довольно долго спорили, сообщать ли об этом в агентство. Она считала, что это просто пакостная проделка кого-нибудь из завистников, попытка лишить ее куража, а он убеждал ее, что в любом случае, даже просто ради ее спокойствия, ради того же куража стоит выяснить, чья это работа. Но потом, когда он обследовал тот чердак и нашел там винтовку, ему стало не по себе. Вот тогда-то он и позвонил в “Галифакс”, а там уже все и пошло.
