— Как! Исайя Андреевич. Ведь — вчера...
— Ах, простите, Исайя Андреевич! — спохватилась старушка. — Забыла, забыла... Ведь «Свинокопчености»... Так?
— Нет, — поправил Исайя Андреевич, — не «Свинокопчености». Мы вчера на Загородном встретились.
— На Загородном? — сказала старушка. — Не может быть. Ведь вчера понедельник был? Нет, не на Загородном, а, по-моему, в «Свинокопченостях». Ну, вы же ветчину брали. По тридцать семь копеек. Было?
— Вообще-то было, — сознался Исайя Андреевич, — только «Свинокопчености» — это позавчера, а вчера тоже «Свинокопчености», только отчасти «Свинокопчености», а отчасти нет, потому что «Свинокопчености» — это несколько напротив, а мы у моего дома простились. Теперь вспомнили?
— Точно, — сказала старушка, — точно. Только, Исайя Андреевич, я все равно не помню, где мы с вами встречались.
«Вот-те раз! — подумал Исайя Андреевич. — Теперь уже и не „Свинокопчености“!»
— Так ведь вчера же...
— Нет, не вчера, — сказала старушка, аккуратно высвобождая из деликатных пальцев Исайи Андреевича свой локоток и дальше передвигаясь сама. — Что вчера, Исайя Андреевич, то я помню, и что позавчера, тоже помню — память у меня хорошая. Вы мне лучше скажите: мы с вами прежде встречаться не могли?
— Да как же! — опять удивился Исайя Андреевич. — Да я ведь вас вчера провожал до Ломоносовской улицы. Неужели не помните?
— Да нет, это я помню, — сказала Марья Ильинична. — Это я помню: ведь вчера понедельник был. Я по понедельникам всегда по Ломоносовской хожу — тут ошибки быть не может. А вот, я помню, в старину...
— Ну, верно, — подтвердил Исайя Андреевич. — То же самое я вам и вчера...
— Да что вы, Исайя Андреевич, все — «вчера» да «вчера»! Вот я помню, еще в старину, в молодости... Э-эх, старина-старина! — Старушка от удовольствия даже остановилась. Топнула несоразмерной от возраста ножкой. — Старина!
— Вот я и говорю, — обрадовался Исайя Андреевич, — в старину. Можно сказать, после самой Великой Октябрьской и даже, можно сказать, до. Я же тогда ухаживал за вами. Помните, как я ухаживал?
— Ну, как же, — заулыбалась Марья Ильинична, — это же мы тогда на Староневском жили. Помню-помню. Как же, Исайя Андреевич, были времена. Вы тогда Сашей назывались, — доверительно сообщила старушка, хотя Исайя Андреевич и сам ей это вчера говорил.
— Верно, — грустно подтвердил Исайя Андреевич. — Я за вами ухаживал, а вы в юнкера были влюблены.
— В юнкера? — гордо сказала старушка и даже выпрямилась от негодования. — Ни-ко-гда! — твердо сказала старушка. — В юнкера! Тьфу!
