— Да напрасно вы так переживаете это, — сказал Исайя Андреевич. — Я ведь... Я не придаю этому значения: любовь это ведь такое дело. Насильно, как говорится, не будешь приятен. Что же — и юнкер?
— Нет, товарищ, вы что-то путаете, — твердо сказала Марья Ильинична. — Вы меня не за ту принимаете. Никогда я в юнкера влюблена не была.
— Ну, не были, не были, — согласился Исайя Андреевич, не желая обострять только вчера восстановленные отношения, и хоть ему было неприятно, что Марья Ильинична так решительно отрекается от своей первой любви, что она, может быть, под давлением обстоятельств хранит это в тайне, все же согласился. — Нет, не были, — согласился Исайя Андреевич. — Вы, наверное, это просто так говорили. Наверное, просто по какой-нибудь причине говорили.
— Мало ли чего молоденькая девушка ни наговорит, — сказала пожилая дама. — Наболтает сорок бочек, а потом сама всю жизнь жалеет.
У Исайи Андреевича затрепетало в груди.
— Так вы... вы, — сказал он, — жалели об этом.
— М-м-м! — протянула старушка и повела очками куда-то в сторону.
У Исайи Андреевича коленки скрипнули и подогнулись.
— Ах! — сказал Исайя Андреевич.
Старушка посмотрела на него с улыбкой.
— Ну, прощайте, Исайя Андреевич! — сказала старушка, приостанавливаясь возле дома Исайи Андреевича. — Дальше не провожайте меня. Дальше я уж сама дойду.
— Вы — снова к сестре? — спросил Исайя Андреевич.
— К сестре, — сказала Марья Ильинична, — проведать, как она там.
— Вы что, каждый день к ней ходите? — полюбопытствовал Исайя Андреевич.
— Каждый день, — сказала старушка, — а раз в неделю у меня сходимся. Прощайте, прощайте, Исайя Андреевич. Заходите как-нибудь в гости. Адрес возьмите.
— У меня он вот здесь записан, — с улыбкой сказал Исайя Андреевич, прощупывая записную книжку, которую он перед выходом не забыл переложить в карман пальто. — Прощайте! — сказал он. — До свидания вам! — сказал он; когда старушка уже отошла, он с нежностью прошептал: — Машенька!
Исайя Андреевич постоял немного на своем углу, потоптался.
— А ведь помнит мой дом, — удовлетворенно сказал Исайя Андреевич. — Все помнит, только вид делает. Ох, кокетка! — сказал он, но сказал это ласково и любовно.
