– В честь чего? Мне не нужна милостыня!
Он снова негодовал, его дыхание стало прерывистым. Нужно было продвигаться крайне осторожно и изобретательно. Казалось, в нем кипит с трудом сдерживаемое неистовство.
– Ничего общего с какой бы то ни было благотворительностью, адресованной лично вам. Матье и Кати – мои лучшие друзья, моя семья. Я им многим обязана. Вы нужны Матье, причем не на два-три дня. Оставайтесь на весь сезон, если он вас об этом попросит. А если дело в деньгах, я с удовольствием поучаствую.
Он чуть-чуть расслабился. Я продолжала убеждать его:
– Вы не турист, так что мне не резон брать с вас плату по тарифам высокого сезона.
– Ненавижу быть кому-то обязанным.
– Не беспокойтесь, я это делаю не для вас, а для своего друга.
Он старался не встречаться со мной глазами.
– Оставайтесь…
Он растерянно помолчал.
– Хорошо, останусь еще на какое-то время, но насчет дальнейшего ничего вам не обещаю.
И он ушел, не сказав больше ни слова. По моей щеке скатилась слеза.
В следующие дни он, как мне казалось, избегал меня. С раннего утра, проглотив свой кофе, исчезал и возвращался только вечером, всегда очень поздно. Я даже думала, что он, возможно, ждет и не приходит, пока в “Бастиде” не погаснет свет. Интересно, где он проводит вечера? Насколько мне известно, он никого здесь не знал, кроме Матье, Кати и меня. Если бы он был с моими друзьями, я была бы в курсе. И каждую ночь, несмотря на его осторожность, я слышала, как он спускается в сад. У меня, конечно, были и другие заботы, но атмосфера становилась тягостной, и мне это не нравилось. Я не хотела, чтобы он меня боялся, и мне было ни к чему опасаться его. Поэтому однажды утром я поддалась искушению и снова зашла в его комнату. Тетрадь лежала на том же месте, что и в прошлый раз, а комната была в таком же состоянии. Она источала ту же тоску, то же отчаяние, ту же безысходность. Я нашла страницу, на которой прервала чтение, и заново погрузилась в его записи.
Впервые с тех пор, как я все бросил и стал никем, кому-то известно, кто я такой. Думал, потеряю сознание, когда она мне протянула мою карточку с кадуцеем. Как я мог уронить ее? Я действительно на пределе. Сплю все меньше и меньше. Если так будет продолжаться, однажды я покалечу себя пилой. Мне бы уехать отсюда, но не охота бросать этого Матье, который по-настоящему хороший человек, благородный и щедрый, я давно таких не встречал. Подобные люди сразу внушают доверие, с ними хочется подружиться. Он не задает вопросов. Принимает меня таким, как есть, вместе с моим молчанием. Я добросовестно работаю, он доволен, рассказывает о себе, о своей семейной жизни, пробуждая мои мечты, но это все не для меня. Сегодня я познакомился с его женой, она бросилась мне на шею, как будто мы с ней давние друзья. Она была с Ортанс, эта троица как будто неразлучна, они внимательны друг к другу. Матье, похоже, волнуется за Ортанс, вопросов о ней он мне не задает, но я чувствую, что он все время начеку. Он мог бы быть ее братом, во всяком случае, взял на себя роль старшего брата-защитника. Мне надо уехать, уйти от этих людей, чья доброта заставляет меня вновь почти поверить в человеколюбие. Но не хочется подставлять его. И с другой стороны, я до некоторой степени рад, что кто-то теперь знает, хоть я и рыдал из-за этого, как никогда раньше. Уверен, Ортанс меня видела.
