— Другой разговор. Видишь? День-то оказался довольно насыщенным, в конце концов.
Молчание. Потом, когда я сделал последний поворот на пути к дому, Бен произнес:
— Ой. Ой. И еще одно. Я Анат видел. Она приходила в магазин.
У меня предсказуемо участился пульс. Стало неловко: всего-то и потребовалось упомянуть ее имя.
— Она говорила с тобой?
— Ну да. Она всегда говорит со мной. Она славная.
— Это так, — кивнул я. — И о чем вы говорили?
— О тебе.
Я заехал на подъездную дорожку и заглушил мотор.
— Что именно?
Инстинктивно я уже почувствовал, что мне это не понравится.
— Она сказала, что глаз у тебя и вправду выглядит ужасно и что ее это расстроило. А я сказал, что тоже расстроился, но Марк бы тебя не ударил, если бы ты не ударил его первым. И я сказал, что говорил тебе, что ты не должен драться, но что ты сказал, что тебе пришлось ударить, потому как то, что Марк сказал про нее, было гадким.
Я сидел какое-то время, потом уронил голову на руль.
— И что она сделала дальше?
— Она хотела узнать, что же он сказал про нее, но я ответил, что, если честно, я этого не помню, потому как, хоть я и был там, ничего из сказанного Марком не показалось мне гадостью, но он точно говорил о ней, поэтому, возможно, я что-то пропустил. С тобой все нормально?
— Нет, в общем-то, — сказал я, по-прежнему упершись лбом в руль.
— Мне жаль, что с тобой не все нормально.
— Мне тоже, — сказал я и заставил себя встряхнуться. — Я бы тоже хотел, чтоб все было хорошо. Давай-ка пойдем в дом.
14 октября 2001 года
Утром я прибыл в пекарню в обычное время. Через главные двери.
Заметил колокольчик, который зазвенел, когда я вошел, и постарался вспомнить, только ли он появился или я раньше не обращал на него внимания. Все могло быть: когда я заходил в пекарню, голова всего чаще шла кругом и меня занимали совсем иные мысли.
Анат подняла голову, потом опять склонилась над своей работой. То, как она меня встретила, определенно что-то означало. Только я никак не мог понять что. Словно какое-то представление. И в нем было мало хорошего. Мне просто не хватало конкретики.
Я стоял у стойки, пристально глядя на Анат, пока она снова не подняла голову.
— Что? — спросила.
— Мне нужно рассказать вам кое-что.
Сначала она сделала вид, будто и не собирается прерывать работу. Но потом («потом», если честно, отняло слишком много времени) вытерла руки маленьким полотенцем, подошла и встала по другую от меня сторону стойки. Когда она посмотрела на мой глаз, я увидел ее реакцию. Не скажу, что ее передернуло. Но что-то похожее.
