— Сегодня он выглядит даже хуже.
— Знаю. И болит тоже сильнее.
— Что же вы хотели мне сообщить?
— Извиниться, что вчера не сказал вам правду. — Я умолк на тот случай, если она захочет что-то добавить. Не захотела. — Наверно, я считал, что вам станет только хуже, если вы узнаете. Но такие решения принимаешь быстро, на острие момента, а потом, позже, оглядываешься назад и понимаешь, что они пригодны на очень короткий срок. В длительной же перспективе, по-моему, всегда лучше, если правда известна всем. Только вчера, когда вы меня спросили, я просто почувствовал, что не смогу перенести выражение вашего взгляда, если расскажу все. Наверно, я больше думал о себе, нежели о чем бы то ни было еще. Но в последнее время на меня столько всего навалилось! Такое ощущение, словно я иду по какому-то натянутому канату, и любая мелочь способна сбить меня с равновесия. Вот я и упустил тот миг, когда должен был сказать правду. А теперь сожалею об этом.
— Из-за того, что вас поймали?
— Не думаю. По-моему, я в любом случае сожалел бы.
— И вы пришли бы и рассказали мне?
— Вероятно, нет. Я бы боролся с самим собой. Потому как боялся бы, что это принесет больше вреда, нежели пользы. Только я доволен, что вышло так, как получилось. И мне не придется оставлять это, как было.
— Силы небесные! — воскликнула она, взгляд ее на мгновение встретился с моим, а потом опять ушел в сторону.
— Что — силы небесные?
— Вы очень честны для заядлого вруна.
Я усмехнулся. С радостью расслабился.
— Обычно я весьма честен. По сути. Порою перебарщиваю. — Молчание. Оно обжигало. — Так…
— Так?
— Я прощен?
Анат вздохнула.
— Не так уж это и важно, — произнесла она, словно сама не была в том уверена. — Ладно, важно. И да, и нет. В следующий раз мне понадобится вся правда, вне зависимости от того, понравится она мне или нет.
Я протянул правую ладонь через стойку, предлагая рукопожатие. Анат понадобилось немало времени, чтобы заметить руку, и еще чуть больше, чтобы сообразить, что с нею делать.
Но потом мы скрепили наш уговор.
22 октября 2001 года
Было половина третьего ночи, а я не мог уснуть.
Потом пробило три. Потом половина четвертого.
С тех самых пор, как я перестал уходить на кухню, чтобы побыть утром наедине с Анат, по ночам мне спалось отвратительно. Сдерживание желания провести время с ней приводило едва ли не к тому же, что и перекрытие пара. Давление росло, и нормальные вещи становились невозможными. Как обычно в жизни и происходит.
