Почти целую минуту я только и делал, что моргал.
— Бен меня любит? — пробормотал я, мило подтверждая правоту ее суждений.
— Разумеется, любит. Он только о вас и говорит. Всем, кто знает Бена, известно, как он вас обожает. Кроме вас самого, возможно.
Я глянул на открытый соседский гараж и увидел, как Марк устанавливает свой силовой тренажер. Там, откуда он мог бы нас видеть.
— Полагаю, может, он сумел научиться по-иному относиться ко мне за все эти годы после несчастья с ним. До того, как я уехал из дома.
— Рассел, — обратилась она ко мне так, как говорят с ребенком, когда кончается терпенье, но все еще хочется оставаться добрыми. — Когда вы вошли в больничную палату, глаза Бена засияли. И он сказал, что вы его братишка.
— Верно.
— Он все время любил вас.
— И уж точно действовал, не показывая этого.
— У вас есть другое объяснение?
Долгое время я просто сидел, думал. Смотрел, как солнце било в мои босые ноги, которые я вытянул перед собой, не задевая лучами ничего другого. Остальное защищала крыша крыльца. Я не смел поднять глаз на Анат.
Когда же искоса глянул на нее, то увидел, что она всматривается в гараж Марка, следя за тем, как тот отжимается на тренажере. Голова его была приподнята: он смотрел, как смотрела она.
Потом, довольно неожиданно, он оставил свой снаряд, вскочил, быстро прошел до стены и вдарил (буквально вдарил) по кнопке автоматической двери.
Анат и я неотрывно следили за тем, как опускается гаражная дверь, стирая Марка из виду.
— Что это с ним? — спросила она.
— Засранство, насколько могу судить.
— Вы его знаете?
— А как же. Мы друг друга всю жизнь знаем.
— Ему что-то во мне не по нраву?
— Нет. Не думаю. По-моему, не по нраву ему как раз я.
— Мне надо идти.
— Не уходите только из-за Марка.
— Нет, мне нужно. Я должна. Если мой отец узнает, что я была здесь, то быть большой беде. Он очень привязан к обычаям, мой отец. Особенно в том, что касается меня. Тут дело в культуре. В нашей культуре к этому другое отношение.
— Знаю. Он мне рассказал об этом. Совсем недавно.
Долгое молчание. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы набраться духу и взглянуть ей в лицо. Вид у нее был ошеломленный. Даже испуганный.
— И что он вам сказал?
— A-а, только то, что девушки-американки другие. Понимаете? Они встречаются с парнями. Египетские девушки не встречаются. Что-то в этом духе.
Я видел, как Анат спрятала лицо в ладонях.
— О боже правый, — произнесла она. — Как же невероятно стыдно.
— Не понимаю, почему. Он просто по-доброму заботится о вас.
