Я глянул в сторону отца, но прямо в глаза било солнце, так что у меня лишь сморщилось лицо и закрылись глаза. Время было половина четвертого пополудни, солнце пошло на уклон. Мы целый день провели на озере.
— Я хочу отпустить ее.
Долгое молчание, во время которого мне очень хотелось видеть лицо моего отца. Увы, в глаза мне било солнце.
— Ты уверен?
— Уверен.
Отец перегнулся за борт и схватил мою леску.
— Не вытаскивай ее из воды! — завопил я. — Она не сможет дышать.
Отец, вздохнув, ухватил рыбину под жабры.
— Она проглотила крючок, — сообщил он, и сердце мое упало еще ниже. — Бен, подай мне нож.
С ужасом я смотрел, думая, что отец намерен пронзить рыбу до смерти или, может, даже провести на ней хирургическую операцию по извлечению крючка. Вместо этого он сделал петлю на леске поближе к рыбной пасти, зажал ее крепко, чтобы та не тянула за собой проглоченный крючок, и обрезал леску. Потом отпустил, и рыба уплыла.
Я не успел еще ничего спросить, как отец сказал:
— Он весь проржавеет. Этот крючок просто разложится через неделю-две.
— Я больше не хочу ловить рыбу, — пробормотал я.
И Бен, стоявший к моему отцу спиной, опять ухмыльнулся.
— Можно я поеду обратно? — спросил я.
— Нет, — ответил отец. Таким «нет», которое оставляло мало места для ослушания.
— Почему нет?
— Потому, что это семейный выезд на природу. Не хочешь ловить рыбу — прекрасно. Не лови. Но будь со своей семьей.
В прямом смысле после захода солнца я принялся умолять его вернуться к нашему месту на берегу.
— Да только сумерки настали, — заметил он.
— В правилах говорилось, что все лодки должны покинуть озеро до захода солнца.
— Это самое лучшее время для рыбалки, — говорил отец. — Сом теперь-то и клюет, когда до того темно, что руку свою перед лицом едва видишь. Хочу подловить одного такого большого сома. Не желаю возвращаться домой с пустыми руками.
Как ни странно, но я был единственным, кому в тот день улыбнулась удача. Если можно назвать удачей то, что со мной случилось.
Я глянул на ящик с пивом и увидел, что всего три бутылки остались с пробками на горлышках. Тут я и подумал, что причиной задержки был не столько сом, сколько нежелание растратить попусту хорошее пиво.
Усилием воли я хранил молчание еще несколько минут, потом заныл:
— А вдруг мы не увидим обратного пути к нашему месту?
— Как раз поэтому я взял с собой большой-большой фонарь. Достань его, Расти. Он в маленьком рюкзаке под твоим сиденьем.
Я вытащил рюкзак и хорошенько порылся в нем. Нашел последний сэндвич и обнюхал его, расстроившись, что это был всего лишь хлеб с арахисовым маслом. Потом отыскал фонарь. Он был тяжелым и кое-как успокаивал. Усевшись на носу лодки, я печально жевал сэндвич и светил фонарем в сумрак. Луч бил сильно, но это не очень-то помогало. Вдалеке он не освещал, видно было только прямо перед собой.
