— Кого, например?
— Например, грабителя. Или чудища.
— Никаких чудищ не существует.
— Тогда грабителя.
— С чего ты решил, что возле нашего дома грабитель?
— Бен видел, как что-то мелькнуло в окне.
— Бен, — произнес отец. Будто говорил: «Источник всего зла на свете». — Если Бен кого-то там увидел, почему он не обратился ко мне? Или к вашей маме?
— Он сказал, что маме нельзя говорить. Что у нее больное сердце, и это может напугать ее до смерти. Почему ты никогда не говорил мне этого?
Отец распрямил ноги и встал, высоко возвышаясь над кроватью.
— Я сейчас вернусь. Мне нужно немного поговорить с твоим братцем.
Но на самом деле предстоял вовсе не разговор. Я думал, что разговор. Поначалу. Но потом услышал, как отец открыл кладовку у входа вместо того, чтобы направиться прямо в комнату Бена. Если бы он пошел прямо туда, тогда бы был разговор. Остановка же у кладовой в коридоре означала, что будет порка. Туда он заглядывает, чтобы выбрать ремень.
Тут я еще больше перепугался, больше, чем за весь тот вечер. Потому как чудища и грабители, они находились в категории под названием «может быть». Зато Бен, если я подставил его под ремень… что я, похоже, и натворил… это было опаснее всего.
Я расслышал, как Бен взвизгнул. Стал считать, сколько раз он взвизгнул. Четырнадцать. Четырнадцать ударов. Четырнадцать раз ремень прошелся по его попе или по ногам. Значит, возможно, на несколько недель — никакого бассейна, или, может, брату придется просто надевать трусы побольше, подлиннее.
Я слышал, как отец втолковывал Бену что-то, но слов разобрать не мог.
Потом тишина.
Интересно, думал я, кто-нибудь придет уложить меня спать?
Вернулся отец, все еще с ремнем в руке.
— У твоей мамы сердце не слабое, — сообщил он.
— О-о. Славно. А почему же Бен тогда так сказал?
— Малыш, я понятия не имею, почему Бен делает половину из того, что творит. На будущее: просто знай, раз Бен говорит так, значит, это неправда.
— Значит, по-твоему, может, ничего в окне и не было?
— Даю гарантию: ничего в окне не было.
— А как же чудище в раковине ванной?
— Это он тебе такое сказал? — голос отца резко возрос, и он опять повернулся к двери, будто опять собрался задать Бену жару.
— Не надо, — сказал я. — Пожалуйста. Не надо. Ты уже его наказал.
— Верно, — он подошел и сел на кровать рядом со мной. — Если бы в раковине было чудище, ты бы его увидел.
— Нет. Оно в трубе.
— A-а. В трубе. Но ведь я же сказал тебе, что никаких чудовищ нет.
— Но слышно же, как оно пьет.
