Мы погрузились в молчание — довольно надолго. Я смотрел на оставшуюся половинку пончика и ждал, когда желудок успокоится.
— Мне нужно рассказать вам кое-что о дочери, — сказал он.
И, конечно же, это исключило возможность успокоения желудка. Я отодвинул тарелочку на несколько дюймов подальше от себя.
— Анат порядочная египетская девушка. А это не то же, что американская девушка. Египетская девушка воспитывается в традициях морали. С американской девушкой… вы знакомитесь с ней, шлете ей эсэмэски, встречаетесь пару-тройку раз. Потом вы «подцепляете ее на крючок», и для нее нормально «подцепиться на крючок», потому что так ее воспитывали. Я свою дочь воспитывал совсем не так.
Я уже держался рукой за живот. Чтобы его успокоить.
— У меня нет никаких бесчестных намерений в отношении вашей дочери, — выговорил я.
Прозвучало это, полагаю, так, словно я лукавил. Только ничего такого не было. Не было у меня желания подцепить ее на крючок после трех эсэмэсок. Ничего подобного. И он не сказал, что аморально думать, будто я, возможно, ее люблю. Или, по крайней мере, мог бы любить.
— Хорошо, — сказал он. Совершенно уверенным голосом. Он явно не сомневался в моих словах ни на мгновение. — Хорошо. Так и должно быть. Вы уж простите мне, что заговорил с вами о подобном, но вы мужчина, и вы появлялись поблизости, когда никого другого рядом не было.
— Только потому, что нужно отвозить Бена на работу до семи часов.
— Я понял. Прошу вас, вы уж извините меня. Но, как я и сказал, я просто защищаю. Вы еще будете что-нибудь есть?
— Нет. Благодарю. Мне хватит.
— Искренне надеюсь, что из-за меня у вас не пропал аппетит. Анат говорила, что он у вас отменный.
— A-а. Ну да. Когда она меня увидела, мне нужно было хорошо подкрепиться.
— Первый хлеб вот-вот будет готов. Непременно возьмите его домой.
— Вам тогда придется позволить мне заплатить.
— Нет. И слушать не стану. Я у вас в долгу. Кроме того, он только пропадет. Мы печем лишь половину того, что делали раньше, и больше половины этого выбрасываем. Это преступление. Не знаю, что делать дальше.
— Думаю, пройдет время и люди смягчатся.
— Надеюсь, что так. Надеюсь, они преодолеют это как можно быстрее. Скорее, чем наш бизнес рухнет.
Как раз когда я уходил (руки мне оттягивали не одна, а все три буханки), Назир задал свой последний вопрос:
— Кто идет на такое и почему? Вы мне можете ответить?
— Люди испугались. И это пробудило их наихудшие качества. Видимо, кто-то напился. Большинство людей стараются сдерживаться, пока не напьются. И подзуживают друг друга на такое.
