Потом картинка переместилась… опять на самолет, летевший на здание. Очевидно, телевизионщики собирались зациклить этот кусок пленки и крутить его столько, насколько хватит сопроводительного текста. Страх снова увидеть это вывел меня из паралича.
— Выключи! — заорал я.
Бен вздрогнул так, что упал со стула.
Я смотрел, как Бен на ощупь отыскивает пульт, но он был слишком напуган, чтобы помнить, куда положил его. Слишком ошеломлен, чтобы действовать.
Я метнулся за пультом, словно бросился наперегонки со своим здравомыслием. Если не успею выключить телевизор до того, как башню опять протаранят, то сойду с ума. Я взял пульт в руку. Но не успел. Террористы взяли верх. Опять.
Огонь. Бумаги. Бумажная лента на девяносто этажей. В моем старом мире. Еще несколько минут, и люди начнут прыгать из окон.
Колени у меня подогнулись, я стукнулся ими о ковер. И выключил телевизор.
Я нагнулся вперед, прижимаясь лбом к ковру. Минуту-другую силился сообразить, не грозит ли мне реальная опасность. Со временем ощущение утихло.
Я выпрямился, все еще стоя на коленях.
Бен уставился на меня с нескрываемым ужасом.
— Прости, — произнес я, слыша, как дрожит мой голос. Понимал, что и Бен мог это слышать.
— Что случилось?
— Меня это расстраивает.
— Почему?
— Почему?! Погибли же тысячи людей.
— Но все уже видели это. Много раз.
— Для меня это все по-другому.
— Почему?
— Потому что я был там.
— Ты был? Ты же не сгорел.
— Я был достаточно близко, чтобы видеть это, но не до того близко, чтобы сгореть. Я уже рассказывал тебе. Рассказал в первый же день, как вернулся. Ты разве не помнишь?
Он отрицательно повел головой, все еще широко раскрыв глаза.
— Мне полагалось бы быть в одной из этих башен. Если бы так случилось, то я бы погиб.
Видя перемену в моем настроении, видя, как проходит самая буйная горечь, Бен встал и подошел ко мне. Опустился рядом на колени, обнял меня рукой за плечи.
— Почему ты не был там, где тебе полагалось быть?
— Опоздал, только и всего.
— Я никогда не опаздываю.
— Я знаю. А у меня иногда случается.
— Ты бы погиб?
— Да.
— Тогда что бы я делал?
— Не знаю, брат.
— Бедный братишка, — вздохнул он и обвил меня второй своей рукой. Крепко сжал меня. Чуть ли не слишком крепко. Но я не противился.
— Ты себя имеешь в виду или меня? — спросил я.
— Тебя, братишка. Мне жалко, что телевизор тебя расстроил.
Я раскрыл было рот, чтобы объяснить, что на самом деле телевизор тут ни при чем. Все дело в реальных событиях того дня, показанных вновь. Заново запущенных. Потом я пришел к выводу, что это была бы пустая трата времени.
