Нет, совсем не печаль от неизбежного расставания с любимой, не жгучий позор очевидного мужского поражения, не боль пережитой обиды и не ярость омерзительной ревности испепеляли с этой минуты Митину душу. Митя вдруг со всей ясностью осознал полное крушение своего мира, который когда-то завораживал его непередаваемым ощущением приближающегося праздника и был озарён для него радостным волшебством и любовью. Он увидел, что эта любовь обернулась пустым притворством, нестерпимо жестоким розыгрышем, а угнетавшие его мрачные предчувствия получили несомненное подтверждение.
Ему мерещилось, что в этом лицемерном заговоре против него были замешаны не только неискренние Женечкины друзья, но и неугомонные вокзальные пьяницы, и редкие прохожие, повстречавшиеся ему в минувшую ночь, и неуютный пустующий вагон, и молчаливая заснеженная дорога, и дремлющий в утренней неге береговой посёлок, и само это зимнее утро, представшее, словно в насмешку над ним, в ослепительном солнечном великолепии.
Все нити, связывающие Митю с обыкновенной, общей для всех земной жизнью, с этого мгновения были порваны. В этой почти неведомой ему общей жизни Митя ощутил себя совершенно лишним и бесполезным: какой-то забытой, старой, ненужной ёлочной игрушкой, которая никогда и никого больше не порадует своим радужным блеском, никогда больше не будет вывешена на ёлку.
Выйдя во двор, Митя обогнул замысловатый лабиринт повалившегося штакетника и уверенно направился в ту сторону, куда смотрело круглое окно только что покинутой башенки. В его висках непривычно отдавался учащённый ритм сердца, глаза слезились от ослепительного снежного блеска, ноздри горели от свежей прохлады, предвещавшей скорую встречу с Заливом. Ветхие дачные строения и перекошенные заборы остались позади, местность понемногу снижалась, но горбатые дюны долго ещё прятали от Мити скованную льдом водную равнину. Наконец он взошёл на последнюю, покрытую хрупкой пористой коркой песчаную гряду и увидел простирающееся на много километров голое заснеженное поле Залива, которое сливалось с молочной пеленой небес, заставляя поверить в близость непридуманного края земли. Край этот явственно обозначался первобытным хаосом громоздящихся на берегу льдин и кривыми тёмными соснами, причудливая канва которых уходила вдаль и едва различимым пунктиром растворялась в дымке невидимого горизонта.
Митя всем своим существом воспринял долгожданную картину, выражавшую его представления о реальной плоти бесконечного пространства, но эта картина больше его не пугала.
