Митино счастье | страница 15




Впитывая дыхание Залива, Митя начал механически совершать непривычные, но давно продуманные и потому хорошо понятные ему действия. Примеченная им ещё летом ближайшая сосна, наклоненная, как и все ее соседки, в сторону покрытого льдом пляжа, гостеприимно протягивала свои узловатые ветви, которые начинались почти от самого переплетения высоко вырывавшихся из земли мощных корней. Митя сбросил куртку на снег и, обдирая незнакомые с грубой работой ладони, принялся быстро карабкаться вверх. Добравшись до самой толстой, почти горизонтальной ветки, он оседлал её и прислонился спиной к стволу.

Он набросил на шею петлю давно заготовленного толстого шёлкового шнура со специальным скользящим узлом, над изобретением которого ему пришлось изрядно поломать голову. Оставалось обвязать шнур вокруг избранной ветки, предварительно прикинув на глаз свободную длину, необходимую для сильного рывка, способного мгновенно избавить от боли. Выполнив эту несложную задачу, Митя снова откинулся к стволу, запрокинул лицо кверху и, потирая ноющие от холода и ссадин руки, расслабленно замер в меланхолическом спокойствии.

Солнце, пробивающееся сквозь тончайшую кальку облаков, поднималось над Заливом, подходя к наивысшей точке. Близился первый в Митиной жизни новогодний полдень, не суливший ему подарков от Деда Мороза, который, похоже, навсегда отвернулся от него. Митя воспринял этот горький факт с неожиданной для себя лёгкостью и стал равнодушно вслушиваться в звуки со стороны посёлка, постепенно просыпавшегося после затянувшейся праздничной ночи. На смену редким выкрикам проносящихся над Митей чаек пришли далёкие отголоски детского смеха и беззлобной семейной перебранки, назойливый шум прогреваемого автомобильного двигателя, монотонный скрип железных качелей, нескончаемая перекличка собак, грай встревоженных галок и гулкий стук топора, отзывающийся послушным эхом.

Время для Мити уже остановилось. Он не собирался медлить с принятым накануне решением, которое должно было освободить его от невыносимой тоски одинокого и бесцельного бытия.

— Женечка! Женечка, что же это такое! — пробормотал Митя вслух, совершенно уверенный, что она слышит его, что она здесь, что она молчит только потому, что ещё не поняла непоправимый ужас всего того, что она наделала. — Ах, всё равно, Женечка, — горько и нежно прошептал он напоследок, а затем резко переместил корпус вперед, свободно перевернулся вокруг ветки и ринулся к земле, на встречу с бесконечностью.