Позвала к себе в дом двенадцатилетнюю племянницу Нину. Соседке своей, Стефановне, наказала, чтобы и она присматривала за ее хозяйством. Убедила их, что идет будто бы вещи поменять, чем-нибудь разжиться и пусть о ней не беспокоятся — староста даст ей бумагу.
Наутро она уже была в хате старосты Петракозова, сидела за столом, выпрашивала всеми правдами и неправдами нужную справку. Староста, как и полагается по его должности, принял ее грубо, а ей это забавно: она же знает, что это человек свой, а он не знает, что она разведчица. Не подымая глаз, сердито ворошит седую бороду, грозит какими-то законами, всячески медлит — в общем-то очень хорошо играет свою роль.
Вдруг на улице скрип санного обоза, шум, возбужденные голоса. В хату вваливаются четверо полицаев.
— Почему не дал людей для облавы на партизан?! — Один из них норовит схватить старика за душу. Другие тоже наседают на Петракозова, размахивая кулаками. — Вот тебе, вот тебе, сволочь! — Хлоп, хлоп ему по загривку.
И началось. Детишки Петракозова завыли да на мороз, раздетые и босые. Марья Ивановна закричала: «Раз-бой!» — и хотела выскочить вслед за ними, как неожиданно вбежал в хату кто-то высокий и сильный, в словацкой шинели. С изумлением она узнала капитана Крибуляка, который, работая кулаками, вмиг раскидал полицаев по хате.
— Кого бьете? — зашептал в ярости. — Русского, своего!..
Сам оглядывается на двери — не слышат ли его на улице. Перед всеми поучительно повел пальцем:
— Абих вы были умны!..
Шум в петракозовской хате все же привлек немцев.
— Вас ист лос?
Полицаи к ним с жалобой:
— Нас словацкий капитан побил…
Крибуляк объясняет немцам на их языке, как все было, и так спокойно, словно он во всем прав, — да, дескать, я их побил, но они первые начали, избили, черт их побери, своего же старосту, есть свидетели, они могут подтвердить. Марья Ивановна кивает головой:
— Да, полицаи первые начали…
Староста тоже кивает, морщась и разминая пальцами синяк под глазом.
Полицаи не унимаются, еще долго переругиваются со старостой, принуждают его ехать с ними. Обозленный Петракозов надевает полушубок и ушанку, последними словами кляня собачью должность.
Напомнила было ему о деле, за которым приходила.
— Завтра! — Махнул рукой, ругнулся и вышел.
Тоскливым взглядом проводила его до саней, смотрела задумчиво вслед подводам до тех пор, пока не исчезли за поворотом. Пропала справка, и как-то надо обходиться без нее…
Не уехал лишь один Крибуляк, о чем-то разговаривает с женщинами у соседнего дома. Как он не похож на других, кто носит вражескую форму! Его сегодняшний поступок стал загадкой для Самониной: из каких побуждений он вмешался в драку? Почему он будто не обратил внимания на нее? К этому человеку надо приглядеться повнимательней.
