Произошедшее обсуждалось смачно и весело, как всегда перетекая в разговор об очередном уламывании какой-то Галины, и я тихонько вышел из палаты.
— Старлей, — послышался сверху чей-то голос, и громко хлопнула дверь. — Это ты, что ли, напарником Максимова был?
* * *
Матвея хоронили в подземном колумбарии админкорпуса. Чавкнула, закрываясь, массивная дверь и ручка запора, которую я согласно инструкции повернул на пол-оборота, осталась у меня в руках. Что за черт!
Угрюмый бетонный коридор подслеповато щурился тусклыми лампами. Из-за площадок труб вентиляции донеслись приглушенные голоса. Я положил рукоять в ящик у двери и пошел направо.
— Ну, давай быстрей, сколько тебя ждать!
Задобренный когда-то табаком охранник, верзила с лошадиным лицом, строго посмотрел на меня, открыл медный лючок и, как снаряд в казенник, вогнал короткий цилиндр с прахом в амбразуру «Стены Героев».
После кремации от старшины Матвея Ивановича Максимова осталась лишь табличка с двумя датами. Все его личные вещи, документы и фотографии сожгли вместе с телом. Но он навсегда останется в моей памяти. И его фамилия навсегда останется в металле, как и другие фамилии наших погибших товарищей. Их вон сколько здесь.
Бражников, Гаврилов, Дамиров, Дорошенко…
И вдруг сотни тонких иголочек закололи где-то между шеей и плечами, извещая о неминуемой опасности. Стены вокруг покрылись паутиной мелких трещин. Стал гаснуть свет.
— Медицина, уходите через вентиляцию, замок сломан, — еле сдерживаясь, чтоб не сорваться в крик, я махнул рукой присутствующему палатному врачу.
— А что собственно…
— Уводи баб, доктор!!!
Наверху уже гудела сирена, маскировавшаяся под воздушную тревогу, и зажглись яркие лампы в коридоре. Теперь уже не оставалось сомнений, либо крестьянских чаяний в то, что «гром не грянет». И это воющее мигание как по голове обухом: баум — б-а-а-ум — пау-м. А я торчал, как хрен в кадке, и не мог даже пальцем шевельнуть. И только когда верзила-лошадиное лицо выдохнул, захлебываясь, «това-рищ командир, че делать?», ударила мысль, что я все-таки не хрен в кадке, а старший лейтенант, что оружие у меня и боезапас. Что стоящих рядом обучали держать скальпель, а не ружье, и что хоть прилипает от страха исподнее, пора тебе, уважаемый, катить свой камень.
— Назад! Все! Живо!!! — заорал я, добавляя суматохи, а человек с лошадиным лицом стал подсаживать испуганных медичек в широченные отверстия вентиляционных труб. Одну девчонку вытолкнули, а следующая за ней обожгла руки внезапно раскалившимся металлом. А затем пожарный вой сорвался нотой «до» и стали взрываться гильзы в колумбарии.
