За рулем будет проще врать, иначе, когда Матвей вот так смотрел ему в глаза, у него не получалось. А тот все продолжал сверлить льдинками, точь-в-точь как у матери. Матвей напоминал Кая из старой детской книжки, которую Кирилл, будучи ребенком, отчего-то ненавидел и боялся. Кай был холодным, красивым и никого не любил. Кроме Снежной королевы.
– Папа, ты что, отвез ее в больницу? – льдинки попали прямо в сердце, и Кирилл едва не захлебнулся от боли. Как он узнал? Как он мог об этом узнать?
– Матвей… – замялся Кирилл, не выдержав и все-таки отводя глаза, бросая показательный взгляд на часы. – Мама сейчас в санатории, она отдыхает, в последнее время ей было тяжело.
Неожиданно Матвей сделал шаг к машине.
– Отвези меня к ней.
– Мне холодно, папа, – снова заныл Гоша, и Кирилл сжал кулаки, с силой вонзая ногти в розовые ладони, чтобы не заорать. Как Лиля только с ними выживает?
– Матвей, сейчас вы отправитесь в школу, а я на работу, к маме мы не поедем, ей правда надо отдохнуть.
– Скажи мне, где она, и я поеду туда сам. – Матвей отошел от машины и снова уставился ледяным взглядом на отца. Интересно, если завтра с Кириллом что-нибудь случится, Матвей заплачет? Он вообще его любит? Кирилл не смог с уверенностью ответить на этот вопрос.
– Матвей… – Кирилл поднял глаза к небу в тщетной попытке отыскать там подсказку. Ничего не найдя, опустил взгляд и уставился на итальянские туфли из коричневой замши, которые ему очень нравились и которые теряли товарный вид прямо на глазах. – Маме надо отдохнуть.
– Этот Карл Евгеньевич, которого ты приводил, работает в первой городской психиатрической больнице, я сейчас поеду туда и буду искать там маму. Ни в какую школу я не пойду, пока не увижу ее, – неожиданно жестко заявил Матвей, и Кирилл с удивлением посмотрел на сына – тот становился мужиком? Да быть того не может! Он же не вылезал из-под Лилькиного крыла, разве такие становятся мужчинами?
– Хорошо, – немного подумав, кивнул Кирилл. Совершенно очевидно, что Матвей вышел из-под контроля, и неизвестно, что еще он может натворить. Настраивать сына против себя и добавлять новую головную боль не хотелось. К тому же мало ли как дальше жизнь повернется, ему может понадобиться его поддержка. – Мы сейчас отвезем Гошу в школу, а потом я отвезу тебя в санаторий. – Он сделал акцент на слове «санаторий» из тупого упрямства, отстаивая свою версию. – Ты увидишь, что маме ничего не грозит, а затем я снова отвезу тебя в школу. Знаешь, а ты молодец, – неловко улыбнулся он в тщетной попытке протянуть тоненький мостик над разверзающейся пропастью между ним и собственным сыном.
