Лукерья Самуиловна делает в связи с этим ряд любопытных выводов. В качестве исходной компоненты она берет слово «мама», которое в трудах замечательного ученого употреблено почти один миллион двести три раза!..
Щ е г л о в (очень тихо). Какая мама?
К о н я г и н а. Обыкновенная мама. В смысле — родительница.
Щ е г л о в (беспомощно оглядывается). Объясните же мне, что здесь происходит?
Н и к а д и м о в. Академика Щеглова поразила та любовь, которой окружено здесь его имя. Не надо удивляться, дорогой учитель! Да, каждый штрих вашей биографии стал достоянием науки. Взгляните на это с высоты минувших двадцати пяти лет, сделавших ваше имя легендарным, и вы все поймете!
Щ е г л о в. Чепуха, любезнейший профессор! Щеглов никогда не брал взяток ни аплодисментами, ни орденами. Неужели вы думаете, что он польстится на бессмертие?
К о н я г и н а. Ордена не берутся, ордена даются!
Щ е г л о в. Одним орденом больше, чем вы заслужили, — одним открытием меньше, чем вы смогли?.. (Поднимается.) Итак, вот этим вы собирались меня порадовать, профессор Власов? Это моя экспериментальная мастерская и мои «щеглы»? Мы создали их когда-то в противовес академическим семинарам. Как равные, собирались тут академики и студенты, чтобы пить чай с дешевой колбасой и спорить. Единственной заповедью, которую сохранила моя жалкая память, здесь была заповедь научного братства — «общего котла идей»! Здесь, на заваленных окурками подоконниках, родилось то, что составило потом нашу гордость! Куда вы дели все это?
К о н я г и н а. Если вы ищете окурки на подоконниках — их нет. Как нет дешевой колбасы и «котла идей». Но будьте же справедливы! Здесь, где когда-то журчал ручеек, стоит цитадель науки! Что же вы смотрите только себе под ноги?
Щ е г л о в. Я ищу ручеек! Где он?
К о н я г и н а. Ручеек вам дороже цитадели?
Щ е г л о в. Зачем мне цитадель? Мне нужна вода. Живая вода науки! А воды нет. Вода ушла в песок. И сразу все теряет смысл: мемуары, юбилеи, энциклопедии!..
К о н я г и н а. Дело нашей жизни!
Щ е г л о в. Ах, вот это?.. От «А» до «Я»?.. «Акулина», «Аспирант», «Аспирин», «Аппендицит»?.. Титанический труд, призванный подтвердить нехитрую истину, что академики тоже бывают разговорчивыми? Это вы называете делом жизни?
К о н я г и н а. Тридцать шесть томов систематизированных данных!
Щ е г л о в. Тридцать шесть томов? Невероятно!.. И это сегодня, когда наука шагнула в космос? Тридцать шесть томов? Непостижимо! Чудовищно! С первых шагов я был обескуражен. Я смотрел и не верил глазам. И все-таки до последней минуты я надеялся на что-то. Я вижу, ждать больше нечего!.. Теперь я хочу одного: понять, как это могло случиться?.. Что же вы молчите, Сергей Романович Власов, мой любимый ученик и наследник?
