Если б я произнес все это вслух, Вера оценила бы?
Достаточно ли женщине иметь только античную фигуру?
А гетеры? Может быть, это и есть идеал женщины?
…Бывают такие положения: говорить не надо, а — надо.
Что-то, но нужно говорить.
— Вчера погубил одессита. (Зачем я говорю именно это?) Хороший, красивый одессит. С баками и томностью движений. Обручальное кольцо, как горный снег рубашка. Серый легкий костюм и галстук ниже полурасстегнутого воротничка. Взгляд снисходительный, мутный, с тревогой на дне.
(Мне начинает нравиться, как я леплю образ.)
— Зачем же ты это сделал?
(Одессит понравился. Значит, сработано хорошо: Вера — видит.)
— Надо. Я все еще и. о. «Исполняющий обязанности» — слышишь, как мерзко звучит? Ты же знаешь, как важно мне сейчас произвести впечатление на шефа.
(Несколько обнаженно, но способствует откровенности. Значит — сближению.)
— В тебе всегда жил палач.
(Нотки ненависти? Я где-то ошибся.)
— Я так и сказал.
— Кому? Можно больше ясности?
— «Так вы, Григорий Александрович, считаете, что одесский проект не созрел для утверждения?» — обратился ко мне Главный после моего выступления. «Вы хотите, чтоб я сыграл роль палача?» — ответил я ему. Шеф простил мне эту дерзость, потому что ему до смерти нужно завалить проект параллельной организации.
— Не утвердили?
— Создали комиссию для повторной экспертизы. Это конец.
— Чему?
— Кому. Одесситу!
— И что же одессит?
— В заключительном слове говорил жалкие слова, что, мол, они приезжают в Москву за добрым советом, что два дня стоял в очереди за билетом. Неудобно слушать. Он не сказал, «у меня дети», но все поняли, что у него дети. И неприятности по службе. Вернуться к одесскому начальству с заваленным проектом — катастрофа.
— Исполняющий обязанности Ромео, уходите.
— Как?
— Так.
Вот уже три недели — с Верой только служебные отношения.
В детстве я дрался с Толькой Чучкиным.
Решался вопрос о монархе. Нас окружали сопливые подданные. Мы сосредоточенно молотили друг друга. Вернее, верзила просто избивал меня. Я уже плохо соображал, лицо было деревянным, но я автоматически наносил куда-то удары. Насколько плохо это могло кончиться для меня — трудно было представить.
А кончилось тем, что Толька заревел и побежал.
С тех пор я крепко знаю: главное — выждать, претерпеть, выстоять.
Первой пришла Вера…
Все из «моих людей» (эти слова я произношу еще несмело) на перекуре или разъехались в город по командировкам. В отделе одна Эльвира.
Эльвира босая, как Айседора Дункан, в смысле левой ноги. Правая — в черном глянце модного сапога. Служащие дамы ОКБ окружают щеголиху. С конструктором третьей категории Эльвирой Плешкиной их объединяет тридцать восьмой размер ступни.
