Пока дамы «дегустируют» левый сапог Эльвиры, я сижу и правлю ее безграмотные чертежи.
Я жалок.
Они знают, что я исполняющий обязанности, не настоящий.
Дамы пресытились созерцанием Эльвиркиного сапога и разошлись.
Обутый инженер сосет карандаш и смотрит в окно.
Неожиданно появляется Вера. Какая-то неслужебная. Показывает глазами на Эльвиру.
— Эльвира Николаевна! — кричу щеголихе.
Подходит.
Привыкла к смене начальников, смотрит на меня, как на забор. Девичьи ключицы, долгая нежная шейка, пухлые губы — типаж Дездемоны. А глаза съест печень отца.
— Эльвиш. Отдай, пожалуйста, это письмо в машбюро.
Что будет сейчас?
Дискредитация с пререканиями?
— Григорий Александрович! Отпустите меня сегодня на час раньше!
— Передай письмо и можешь быть свободна.
Вера положила на стол… две путевки.
— Туристические. По Военно-Грузинской дороге. Вчера распределяли. Дали Вале, мне, — опасливо поглядывая на дверь, телеграфно говорила Вера. — Там — конспирация. Третья путевка у кого-то из наших…
Черт бы побрал этого «нашего».
А если «наш» — Бернер?
Иду к нему.
— Евгений!
(Если будет со мной на «ты» и назовет Григорием, значит, все у меня в относительном порядке там, у Главного).
— А, Григорий, садись.
— Жень, куда в отпуск?
— В месткоме грозились сослать на Кавказ.
— По Грузии? Учти сезон дождей под Батумом.
— Да ну их, эти пальмы в кадушках. Хочется опять на рыбку под Астрахань.
— Так, значит, на Кавказ ни в какую?
— Ни в коем разе. Постой, — сажает меня обратно. — Как с планом?
Молчу.
— Евгений Густавович. Горит ЭП-2.
— Тебе нужен авторитет в коллективе.
— Работаю над этим. Престиж завоевывают не у всех сразу, а поодиночке. Истина старая.
— Сосунок ты. Авторитет в коллективе — это когда у тебя порядок наверху. Нет, ты завалишь план. И все мы не получим премии. Главный этого не прощает. Самоубийца! Даю тебе Дуликова. Вернешь в конце квартала.
— Женя! Родной! — захлебываюсь я в благодарности. — Вылезу — поставлю твой бюст в отделе!
Входит Дуликов.
— Василий Кондратьевич. Ты что это… э-э… какой-то деформированный?
— Главный грозился переаттестацией… Ошибки.
Багровый Дуликов сел за дооку рядом.
Спичкой выглядит карандаш в его «сельскохозяйственных» пальцах. Отцу семейства очень, очень надо бы перестать быть только «старшим» в свои пятьдесят. Крепнет покровительственный тон людей, все неуютнее с ними. Непереносимо стыдно за себя в семье, перед тихой, умной дочерью. Все защищеннее чувствуешь себя за доской.
Ошибки в чертежах — «тараканы во щах» Василия Кондратьевича. Чем больше на-гора выдает листов Дуликов, тем больше этих самых «тараканов», тем больше смешков и гнева людей, тем прочнее его положение «старшего инженера».
