– Уходим! Быстрее! – Женя схватил полную корзину обеими руками и энергично пополз, распахивая коленями борозды в песке.
Мотылек оставалась спокойной, как слон.
– Это ж, наверное, так красиво, – с завистью сказала она. – Видеть картины, которые рисует жизнь.
– Да. Но эти картины живые, они не всегда приятные. И они… проходят…
– Ты что, совсем не боишься? – Женя подал корзину наверх и подсадил Машу. Это был жест ухаживания, потому что ловкая и подвижная девочка не нуждалась в его поддержке. Она поняла это и ответила уже сверху:
– С тобой – не боюсь!
Глаза Маши блеснули совсем не детским чувством, и парень постарался запомнить этот взгляд, сохранить его в памяти как можно дольше.
– Я тебя никогда не забуду! – пообещал он и подумал: «Я хочу, чтобы она, когда вырастет, была со мной»…
А уже утром с приглянувшейся Жене девчушкой случилось что-то странное – или страшное. Она не просыпалась.
– Не могу больше лекарства на нее переводить, и адреналин колол, и нашатырь давал нюхать – все зря. Дышит, трепыхается, но не просыпается, – склонившийся над лежащей девочкой Арсений выпрямился и посмотрел Евгению в глаза. – Не знаю, что с ней. Ничего не получается.
Женя зашел в палатку к Богдану и застал там Русакова.
– Недоброе утро вам. Про девочку слышали? – поздоровался он и, не дожидаясь ответа, выпалил: – Это вы ее на разведку послали? Куда?
– Видишь ли, Женя, – Богдан начал серьезно, но смотрел на комиссара так, словно нуждался в его поддержке. – Девочка Маша – человек Лагутина, увязалась она не за нами, а за тобой. По одной ей понятной причине. И если ты считаешь, что мы как-то можем ею командовать, или даже управлять ее даром, то ты глубоко ошибаешься.
Полог палатки затрепыхался под тяжелой рукой.
– Караульный докладывает, у входа парламентер с белым флагом, спрашивает старшего.
– Я приму, – Евгений направился к двери.
– После дезактивации! – бросил ему в спину Русаков.
Вошедший оглядел углы и поставил на стол перед Женей пустую клетку, с которой после дезактивации стекали капли воды. Поправил черные, невероятно длинные для тех, кто ходит по поверхности, волосы, аккуратно сложил белый платок, очевидно, служивший ему пропуском на переговоры, проследил за взглядом собеседника, обращенным на клетку, и вместо приветствия произнес:
– Номер клетки – два. А есть еще одна. Потрогай!
Парень не шевельнулся, и тогда парламентер сам ткнул пальцем между прутьев. Палец не пролез.
– Бабочка не проскочит, не то, что птица.
