Зима милосердия | страница 75



– Такой маленький, пухленький, седина, как у воробья, торчит, с маленькими руками? Он их не знает, куда девать, и прикольно складывает на животике! – Богдан оживился. – Тогда я его встречал. На наших станциях. Тихо себя вел, паскуда.

– Воробей, говоришь? – смутная догадка заставила Женю сесть. – А ведь он тогда с нами ехал. С «Пятого года» на Беговую. Не знаю насчет трех, но двух исчезнувших девушек он точно видел.

– Думаешь, это он их украл? – Богдан помолчал. – Их как поперли с Новокузнецкой, он долго место себе искал. Пленные говорят, к фашистам стучался, прежде чем Автозаводскую захватить.

– У него… эта… все волосы на голове… словно ни разу не попадал под радиацию, – все рефлекторно потрогали себя за макушки – на месте ли остатки шевелюры? Даже Женя повторил этот жест.


Спустя несколько часов Евгений с Машей, по-детски хихикая, ловили кистеперых рыб, используя руки в качестве живца. Глупые рыбы, реагируя на тепло, впивались в них и оказывались в корзине.

– Мотылек! Ты так забавно хохочешь!

– Ты… – смех девочки как обрезало. – Ты разгадал меня? Мою тайну?

– Какую? – Женя сделал невинные глаза.

– Откуда ты знаешь мое прозвище?

– Мотылек? Догадался!

– А вдруг они радиоактивные? – спросила Маша, меняя тему разговора.

– У наших друзей в Городе Мастеров нет выбора. Если не смогут очистить, будут есть радиоактивных. Но все-таки? Что за секрет? Ты превращаешься в мотылька?

– Нет, – Маша наклонила голову и отодвинула прядь за ухом.

Женя увидел там сложившую крылышки моль.

– Когда я сплю – просыпается мотылек. Я вижу его глазами. Во сне. И пока я сплю, мотылек летает там, где мне нужно. Я потому и разведчик, что мотылек летает везде. Ну, почти везде. А когда возвращается – я просыпаюсь.

– Незаметный ночной мотылек… – задумчиво проговорил парень. – А ведь здорово!

Он поймал очередную рыбу и втиснул ее в уже наполненную корзину:

– Я цвета животных и людей вижу, у каждого он свой.

– А какой цвет у меня? Меня же две, – девочка хихикнула.

Женя напрягся, но не смог вспомнить ее цвет, смутился:

– Я это… Только на поверхности могу, чтобы свет был. Дневной или ночной.

Он завертел головой в поисках света.

И увидел его! Окошко слива в реку светилось чужой, неестественно серой аурой. Москва-река не светилась так, когда он наблюдал ее здесь в прошлый раз.

– Человек!

Сталкеру захотелось броситься туда, но все, кто был вооружен в этой экспедиции, уже ушли, оставив молодых одних. Соваться без оружия наружу было слишком рискованно.