К ним подходит опекун, садится рядом, что-то спрашивает. Девушка разводит руками, что-то ему отвечает.
В нескольких шагах от них, как монументы, стоят старшины-богатыри, положив руки на автоматы. Им, говорят, обещаны награды, если девушку доставят живой до штаба дивизии. Но доставят ли?
Вот опекун встает, направляется ко мне. Он широко улыбается. На войне я много встречал таких мальчишек — войну они воспринимают как цепь забавных приключений.
- Ох, интересно же, товарищ капитан! — говорит он, захлебываясь от восторга, и бухается рядом. — Сюжетец же, я вам скажу! Прямо для Шекспира! Поговорите с ней, я переведу.
- А почему не «сюжетец» судьба телефонистки Нины, командира взвода Вовки? Сюжетов здесь хватает.
— Я гляжу на опекуна почти что с ненавистью. — Зачем мне переводчик?
- Без меня вам все равно не обойтись! Она не говорит по-русски. Принципиально!
- О чем же мне с нею говорить? О чем?
- Ну, о том о сем... Это же так интересно!
Опекун все же возбуждает во мне профессиональное любопытство. Я встаю. Он идет танцующей походкой впереди меня.
Первый и, видимо, последний раз в жизни я беру короткое интервью у предательницы. Вот она сидит передо мной. У нее иссохшие губы. Землистый цвет лица. Мертвые, безжизненные глаза.
Но странно, я не спрашиваю у нее ни имени, ни фамилии, что всегда делаю в первую очередь, опять-таки по профессиональной привычке.
И до сих пор я не могу понять, почему я тогда этого не сделал. Есть в моей записной книжке вся ее «история», но нет даже имени,
Я задаю первый вопрос:
- Где вы познакомились с унтер-офицером?
Она смотрит мимо меня, долго молчит, потом отвечает с немецким акцентом.
- Не понимайт! — И сама задает мне вопрос: «Sprechen Sie deutsch?»
Я ей не отвечаю.
- Не понимайт! — говорит она и отворачивается.
- Ну, что с ней спорить! — с мольбой обращается ко мне опекун. — Я переведу! — И он переводит мой вопрос.
Она отвечает:
- Познакомились в Смоленске.
- Он ваш муж?
- Да, мы познакомились в Смоленске, тогда их часть стояла у нас в городе.
- Почему он не рад вам?
Она снова долго молчит. Смотрит куда-то в пространство. Потом, горько усмехнувшись, отвечает по- русски :
- Он говорит — я его компрометирую...
Русская речь в ее устах звучит как-то неожиданно для меня.
Наступает долгая пауза.
Что бы еще спросить у нее?
- Чем вы занимались до войны — учились, работали?
- Уже несколько месяцев работала.
- Когда и где научилась стрелять?
- Еще до тридцать седьмого года, девчонкой. Я закончила снайперский кружок.
