– Господин уезжает и велел тебе приготовить его коня.
– Ветра?
– Нет. Азазеля.
***
Прикасаться именно к этому животному казалось каким-то таинством, особенно потому что он позволял мне это делать, склонял голову, тыкался мне в лицо своей серебристой мордой, ел с моих рук и закрывал глаза, когда я гладила его по лбу и трепала мягкую гриву.
– Кто сказал, что ты исчадие ада? Кто придумал такую наглую ложь?
На улице вдруг раздался крик, больше похожий на мычание. Я выскочила наружу, стягивая расстегнутую на груди блузку рукой, и замерла, увидев опрокинутого навзничь Оливера и герцога над ним с хлыстом в руках. На щеке парня вздулся рубец, как и на плече, виднеющемся в разорванном, окровавленном рукаве. Герцог замахнулся и снова ударил беднягу, тот прикрыл лицо ладонями. Когда хлыст опустился на дрожащее большое тело Оли еще раз, я не выдержала.
– Не надооооо! – закричала и бросилась к ним, схватила Ламберта за руку, нависая всем телом, прижимая его руку с хлыстом к себе, не давая ударить еще раз.
– Не надо его бить! Умоляю! Не надо! Вы убьете его, не надооооо!
Парень вырвался и побежал в сторону замка, мыча и размазывая слезы, а Ламберт схватил меня за волосы, сильно тряхнул и придержал на вытянутой руке, опустил взгляд к моим голым ногам, чуть прищурившись, осмотрел их, скользнул по расстегнутой на груди блузке, по волосам, собранным на макушке, по раскрытой шее и вдруг хрипло спросил:
– Это ваши привычные игры? Ты стоишь полуголая, а он запускает руку в штаны и самоудовлетворяется? Или потом его ублажаешь ты?
ГЛАВА 20
– Я никого не ублажала, – выдохнула и встретилась взглядом с его дымчатыми глазами, – кроме вас.
При этих словах его глаза вспыхнули, а у меня в горле стало сухо и захотелось пить, ужасно, словно меня вымучила многодневная жажда. Сердце билось как бешеное в груди. И это ощущение… словно я вся в ожидании чего-то, в предвкушении, и все это граничит с ненавистью к самой себе за слабость. Этот Дьявол отправил меня на конюшню, этот Дьявол (да, с большой буквы, потому что это его второе имя) унижает меня при каждом удобном случае, он держит меня здесь, как свою собственность бесправную и безмолвную… но я ничего не могу с собой поделать. Словно где-то свыше все решено за меня, словно сознание живет вне времени и пространства, вне моего тела, которое дрожит от его прикосновений и близости. Оно не согласно разделять их… моего мужа и герцога, оно воспринимает их, как одного и того же человека, и я не знаю, почему так происходит.
