Ирина принадлежала к особой категории одержимых Японией гайдзинов>39>. Желая влиться в японское общество, она старалась переплюнуть самих японцев в остервенелом следовании догмам. Первые несколько дней Ирина и вовсе притворялась, что не говорит по-русски.
- Я не помню русский язык, я здесь уже шесть лет, - сказала она мне, представившись по-японски. - К тому же, если мы будем говорить по-русски, остальные не будут нас понимать. Им станет обидно. Как это неприлично - разговаривать на своём родном языке в японской компании, - бросила она, сверля взглядом Шампэйн. Шампэйн сплетничала с тайками на тайском, индонезийцы изъяснялись друг с другом на индонезийском, индусы болтали с китайцами на английском, лишь Ирина и ещё пара рьяных японофилов не признавали никаких языков, кроме языка гейш и самураев.
Поначалу мы общались с Ириной исключительно на японском, причём она говорила со мной на простом, панибратском, а я должна была отвечать ей на вежливом. Спустя какое-то время Ирина стала потихоньку вспоминать русский язык, а я превратилась в её горничную, вынужденную слушать о душевных муках барыни, когда той заблагорассудится. Ирина без устали рассказывала мне о своих мужиках - их она меняла, как перчатки. Отчаявшись найти большую и чистую любовь, Ирина принялась охотиться на Дарователя Эй-джукена>40>- супер-героя, что положит к её ногам японский вид на жительство. Выросшая в холодной деревне за полярным кругом, видевшая северное сияние и белых медведей чаще, чем магазины с едой на прилавках, Ирина ненавидела Россию и мечтала лишь о том волшебном дне, когда порвёт бордовый паспорт с двуглавым орлом и станет подданной Страны восходящего солнца.
Ирина разменяла четвёртый десяток, долгожданный день всё не наступал, но она не сдавалась:
- Да, писька у него мелковата, и какой-то он унылый, но зато настроен серьёзно, - делилась она свежими подробностями.
- Тогда надо брать, - подбадривала я её. - Писька ничто по сравнению с видом на жительство.
Ирина кивала, раздвигала ноги перед очередным мелко-писечником, но после пары случек мужик пропадал. Обзавестись паспортом с хризантемой до конца эпохи Хэйсэй становилось всё сложнее.
Обеды с Ириной были самой тошнотворной частью моих трудовых будней. Я была вынуждена слушать о её промиску-итетных мытарствах, поддакивать и закидывать в себя еду, борясь с рвотными рефлексами.
Куда мы пойдем на ланч, всегда решала Ирина. Выбор был ограничен двумя заведениями, где подавали по сути одно и то же блюдо: в одном простые суши, а в другом суши ленивые, сырую рыбу на рисе в глубокой миске. Другой еды Ирина не признавала. Она искренне верила, что сырая рыба самая полезная на свете еда, и её не смущали ни наставления Онищенко, ни сухая статистика по заболеваниям ЖКТ в Японии.
