и делать нечего, кроме как руки сложа сидеть у окна.
В доме у нас говорят, что у них были когда-то дети и они тоже
играли во дворе, дети, как мы, подумать только, как странно,
дети, которые по льду чертили круги, а может, они размышляют,
как их чада кружатся в суетном мире, а круги все шире и шире,
а может, они вспоминают, как были детьми, ведь и они же
были когда-то детьми, о, эта замерзшая гладь отражает смену
времен во всей полноте сквозь нашу игру, а может, они нас видят,
не видя нас, в общем и целом, но мы-то их видим,
даже когда мы не видим их, ибо с каждым годом они погружаются
все глубже и глубже в иное пространство, и вдруг я увидел их
внизу, в глубинах морских, их бледные, вдали едва различимые
лица, в глубинах беззвездных, а мы смотрим не отрываясь на
годы бегущие, что носятся вихрем в облике новых детей незнакомых!
Люблю тебя. Не знаю, чем
плачу за это. Мой облик тонет в облике твоем.
Твои «да», твои «нет» - в них впечатан я сам.
И это меня разрушает. Но ты этого стоишь.
Да. Нет. Единственное слово. Я вглядываюсь
в тебя. Взгляд твой, глубокий, сосредоточенный,
трепещет в наготе своей, окруженный ночью,
словно звезда, звезда, дождем заслоненная.
За дождевою завесой подрагивает звезда.
Острие клинка. Лед и полымя.
Слово... Рана, которая вскрылась. Птица,
которая вдруг распелась. В полымя брошенное сердце.
Никак не пойму почему в костре что жгут на иванову ночь
я вижу всегда орла
Орел - темное пламя на куче горящих угольев
Орел воссевший в лучах восходящего солнца
на самом высоком из кряжей, на острие светоносного шпиля
Темней чем каменный кряж
с короной лучащейся вкруг головы
Крылья расправил - стал устрашающим колоколом
и тело как колокольное било качается между звучащих крыл
дрожа от порывов ветра, над безднами воли
несет он в небо всю тяжесть камня
Солнцу сродни
И устремляется птица-орел к морю,
сбрасывает полет, как первобытную оболочку,
на окаменевший от страха берег, мчится тень
сквозь громаду кряжа, отзвуки горних высей
в каждой черте проступают, мчится своею собственной тенью
прямо в толщу морскую, и входит в рыбину,
и кружится и петляет кругами беззвучными смерти
по склонам кряжа открытым, как гладь песни,
он вверх летит и там восседает, огонь
в огневом пространстве, горит не сгорая
И там, в трепете крыльев на темных камнях,
вдруг вспарывает солнце
Они не видели ее. Большую птицу. Мгновенье
медленно текло... Тьма с каждою секундой
приоткрывалась, можно было свет
