. Согласно свидетельствам, они взяли в плен для продажи в рабство десять тысяч детей
[158]. Наконец, на второй день Рождества атабек приказал прекратить убийства и грабежи и начать восстанавливать укрепления, а затем отбыл из города. Эдесса, один из четырех великих городов латинского Востока, символ любви Господа к франкам, вернулась в руки мусульман. Это потрясло весь христианский мир.
* * *
В 1147 году парижский дом тамплиеров еще только строился. Он находился сразу за северо-восточной стеной города на участке болотистой земли, где теперь раскинулся фешенебельный район Маре. Участок был пожалован ордену набожным французским королем Людовиком VII. Как и многие из его дворян, Людовик ценил тамплиеров и регулярно делал пожертвования ордену. В частности, в 1143–1144 годах он передал им доходы от арендной платы, взимаемой с парижских менял[159]. Со временем парижский замок Тампль станет одной из самых величественных городских крепостей западного мира, и его могучая четырехглавая центральная башня будет выситься над горизонтом, символизируя богатство и военную мощь ордена. Однако в 1147 году до этого было далеко. Болота, питаемые Сеной и ее притоками, осушали, чтобы это место стало обитаемым. И работы предстояло еще много.
На Пасху в городе собрались сто тридцать рыцарей-храмовников – среди них Эверард де Бретёй, Теодорих Валеран и Балдуин Кальдерон. Они прибыли туда как представители крестоносцев, чтобы поддержать движение, начавшееся тридцать месяцев назад, после падения Эдессы[160]. Тамплиеры заметно выделялись на фоне остальных: их белые плащи и так были достаточно заметны, но теперь их украшал еще и кроваво-красный крест. Кроме рыцарей там было по крайней мере столько же одетых в темное тамплиеров-сержантов и еще больше слуг, так что казалось, будто в городе стоит чье-то войско такой численности, какую могли себе позволить только крупнейшие европейские монархи.
Собрание в Париже происходило по инициативе двух влиятельнейших людей того времени: папы Евгения III, бывшего цистерцианского монаха и друга Бернарда Клервоского, и Людовика VII, короля Франции, отличавшегося таким исключительным благочестием, что его жена, большого ума женщина, герцогиня Алиенора Аквитанская, порой задавалась вопросом, не за монаха ли она вышла замуж. Евгений воспользовался своей высшей духовной властью, чтобы призвать христиан к новому крестовому походу. Людовик решил принять крест.
Вид папы и короля Франции, стоящих рядом в аббатстве Сен-Дени в день Пасхи (по случаю которой папа освятил гигантское золотое, инкрустированное драгоценными камнями распятие, «истинный крест Господа, превосходящий все прежние»), произвел глубокое впечатление на присутствовавших. Одон Дейльский, монах, крестоносец и хронист, назвал это «двойным чудом» – наблюдать «короля и апостольского мужа в качестве паломников»
